Мария Данилова - Аня здесь и там

…И вот теперь, когда незнакомая женщина в незнакомом городе и незнакомой стране уводила меня в незнакомую школу к незнакомым детям, чтобы учиться на незнакомом языке, я изо всех сил пыталась не раскисать. И, скажу я вам, хотя ни ноги, ни руки у меня не были обожжены крапивой, не раскиснуть было не очень-то легко.

Из школы меня забрала мама, и мне кажется, я никогда так не ждала ее, как в тот день. Так, наверное, устроены все люди: когда человеку грустно или страшно, он хочет к маме. Моя мама, например, уже совсем взрослая, но, когда идет к зубному врачу, всегда хочет к Оле. Так что уж говорить обо мне.

Мама спросила, как прошел мой первый день в школе, но я толком даже не смогла ничего ей рассказать. Я помню, что сначала повсюду стоял шум и гам, а потом я вдруг оглохла, перестала что-либо слышать, как будто в уши мне набили ваты. Или как будто я смотрела по телевизору фильм, в котором учительница и дети постоянно шевелили губами, что-то рассказывали и о чем-то расспрашивали меня, но я не понимала ни одного слова, потому что кто-то отключил у телевизора звук.

Мама обняла меня крепко-прекрепко и объявила, что сегодня намерена избаловать меня так, как нам с Олей и не снилось. Мы сели на метро и поехали в Центральный парк, тот самый, о котором мне столько рассказывали.

Вблизи он и правда оказался гигантским, с Дедушкиной грядкой я, конечно, погорячилась. И в нем действительно было столько детских площадок, что мы с мамой даже запутались считать. На одной из них бил фонтан, в котором плескались дети.

Фонтан то замирал, и тогда вода исчезала, то оживал и выпускал высокую, сильную струю, которая сначала била вверх, а потом распадалась на множество мелких струек и поливала детей с ног до головы, как из душа, – под их оглушительный визг.

– Смотри, как здорово! – сказала мама. – Хочешь тоже?

Я замотала головой. Мне не очень хотелось лезть в воду. Купальника у меня не было, а мочить одежду я не хотела, да и настроение, честно говоря, у меня было не ахти.

– А давай вместе? – подмигнула мне мама и принялась расстегивать свои босоножки. Такой хитрый вид у нее был всегда, когда она затевала что-то хулиганское, что наверняка не понравится Бабушке.

– Но у тебя же платье…

– Один раз живем! – Мама взмахнула рукой.

Это была любимая Лешина фраза и его жест. Леша говорил так, когда вел нас в какой-то дорогой ресторан или засиживался допоздна с гостями и, несмотря на косые взгляды Оли, все подливал и подливал всем наливки.

У меня сжалось сердце. Я видела, как мама старалась, как хотела поднять мне настроение, развеселить меня. Она даже не пожалела своего нового бежевого платья, которое ей подарила Оля перед самым отъездом. Маме было грустно за меня, и от этого мне было еще грустнее.

– Ну ладно, – сказала я и постаралась улыбнуться. – Кто не рискует, тот не пьет шампанского.

Это была еще одна Лешина фраза.

Я скинула обувь и побежала вслед за мамой под фонтанный душ.

Потом мы катались на карусели, залезали на огромные валуны, ели хот-доги, лежа на траве. Хот-доги в Нью-Йорке оказались такие же, как и в Москве, только кетчупа и горчицы здесь добавляли больше.

Напоследок мы с мамой решили покататься на лодке в знаменитом пруду в самом центре парка.

Мама гребла, ритмично разрезая веслами воду, а я сидела на корме лодки в оранжевом спасательном жилете, подставив лицо под солнце. Мимо нас проплывала семья уток: деловая мамаша с гордо вытянутой шеей, а за ней, семеня лапками и стараясь не отставать, – выводок утят.

С одной стороны пруд обрамляли густые зеленые деревья, и если очень постараться, то можно было представить, что мы находимся в Ласковом, плывем себе по озеру на дальний пляж, и скоро, за поворотом, увидим небольшой островок – все называют его пупком – и полянку из кувшинок.

Или, может, это парк Горького в Москве? Мы с Лешей крутим педали катамарана и едим мороженое в вафельном стаканчике. И Леша осторожно намекает, интересуется – не сходить ли нам после парка в Третьяковку? Она здесь как раз недалеко… А я и не возражаю, я согласна! Я даже не буду ныть!

Но стоило мне посмотреть на противоположный берег, и все это сразу исчезло. Вместо деревенских домов и луга, вместо набережной Москвы-реки я увидела сверкающие нью-йоркские небоскребы.

– Ну что, пошли домой? – спросила мама, когда мы причалили к берегу.

– Пошли, – ответила я. А потом добавила тихо: – Только это не наш дом.

Вечером мы с папой и мамой ужинали за дяди-Бориным и тети-Лениным столом. Папа пересказывал нам сегодняшнюю лекцию в университете. Ученые опасаются, говорил он, что в будущем компьютеры станут такими мощными и умными, что смогут восстать против людей. Но папа обещал этого не допустить – для этого он и пошел учиться на программиста. Мама описывала папе наше героическое купание в фонтане. А я сидела и молча наматывала макароны на вилку.