Мария Данилова: Сезон звезд. Академия магии

Храм располагался за облаками на самом краю мира. Никто сюда не приходил, это было невозможно – добраться за границы дозволенного и уцелеть. Поэтому Древние запрятали все тайны Вселенной именно здесь. Любая алчность или тщеславие заводили наглецов в могилы, потому что их вели грехи.

Но Кейна вело отчаяние.

А потому – уверенность.

Храм был мрачным, вызывал в душе только страх и беспокойство. Все было тихо вокруг, но оттого казалось еще более жутким.

Окинуть беглым взглядом все сооружение не получалось. Многие каменные стены поросли жадными растениями, скрывшими границы масштабов этого места. К огромной арке вели скупые несколько ступеней, обреченных на разрушение, и это внушало ложное спокойствие.

Что может быть страшного там, куда ведут робкие ступени?

Кейн не поддался магии Древних, сбивающей с пути храбрых и безрассудных, добравшихся так далеко. Он сжимал в ладонях целых три сильнейших амулета, которые сияли фиолетовым, белым и алым, призванные развеять любые чары.

Но даже они едва справлялись. Их яркое свечение предупреждало о концентрации магии, из последних сил держалось, чтобы не рассыпаться в прах.

Остальные амулеты Кейн уже потерял.

Место давило на него, прогоняло, запугивало, угрожало. Но выбора он не оставил себе сам. Он был обязан брату.

Каждый шаг давался труднее, Кейн ступал все медленнее, сопротивляться становилось все сложнее. Он понимал, что в сам о м Храме, который зиял только мглой и опасностью, Кейн встретит еще больше трудностей. Он хотел подождать, оставить свой главный козырь до того момента, пока он не найдет печать…

Шаг, другой, Кейн начинает подниматься по лестнице, дышать становится все тяжелее, магия давит со всех сторон, воздух напрягается, заряжается силой, Кейн не справляется, падает на ступени. Тело дрожит, сознание призывает уходить.

Но он не может. Не сейчас, ни после всего, что случилось, после всего, что он преодолел, как далеко зашел…

Кейн берется за склянку в кармане, вглядывается в беспроглядную, обманчиво умиротворенную мглу перед собой, рассчитывает, насколько хватит этой магии и успеет ли он вернуться обратно.

Он знает ответ лучше, чем кто-либо другой.

Делая тяжелый глубокий вздох, Кейн медленно поднимается на ноги и замирает. В крови бушует адреналин, он понимает, что на все у него будет лишь немного времени. Ему предстоит жаркий забег с собственной тенью, и дело здесь не в скорости, дело здесь в опасностях, которые неизбежно подстерегают внутри.

На мгновение Кейн ловит искорку сомнений, инстинкт самосохранения призывает вернуться, требует спастись. Но потом Кейн вспоминает Каспара, вспоминает, как тот всегда был рядом с ним, все его не легкое детство…

– Ты слишком слаб! – Кричал ему Каспар из тех опасных тяжелых воспоминаний, которые Кейн ни за что на свете не хотел вызывать из омута собственной памяти. Но в то же время он бы ни на что их не променял. – Ты можешь только проигрывать! Соберись, мальчишка! Ты уже проиграл, но имей достоинство стоять на ногах, принимая собственную смерть!

Каспар никогда не был тем, кто поддерживает или успокаивает. Кейну тяжело давались эти уроки. Он едва переживал тренировки. Но в самые тяжелые и сложные минуты брат всегда был рядом.

Кейн помнил роковой холм Воронов, помнил, как они сошлись с бессмертными, помнил, как те рвали его плоть. Он видел глаза близких ему людей, видел, как они смотрели на него, понимали, что помочь не смогут. Уходили.

И сквозь бесчувственные пустые глаза тех, кто должен был жизнь отдать за него, остался только он. Каспар.

Он ринулся в бой, заранее зная, что проиграет. Тот маг, управлявший бессмертными Прислужниками Дьявола, даже он пришел в ужас от того, как жестоко поступили с Кейном родные, оставив его одного погибать.

Каспар был готов положить свою жизнь, но тут Вороны отступили, растворились в бесконечном ворохе черных перьев. Пощадили. Маг, что управлял ими, выступил из Мрака и заявил:

– Худшим проклятием из всех для вас обоих станет жизнь.

– Зачем ты это сделал? – Спрашивал тогда Кейн, когда все исчезли, и казалось, будто в этом мире они остались с братом вдвоем.

– А то ты не знаешь, – как всегда раздраженно, отстраненно, но в глазах брата Кейн видел страх.

Кейн знал, Кейн все понимал. Но он просто был благодарен за то, что его брат был рядом. Даже в смерти.

Облегчение даже после спасения никогда не приходило. Кейн не знал тогда, что это было, понял только спустя время.