Борис Емельянов - Богатый человек

Наденька приподнялась на кровати. Самый большой гусь всё равно в четыре раза меньше, чем она, а этот гусёнок-шипун, наверное, в восемь раз меньше. Трусиха! Очень нехорошее и обидное слово.

Наденька думала долго, до самого вечера, думала на следующий день.

Через три дня она действительно выздоровела и отправилась на пруд.

— Эй, ты, — сказала она старому гусю, — это я. Здравствуй!

Гусь вытянул шею, не зашипел и посмотрел на Наденьку задумчиво, с подозрением.

— Фю! — сказала Наденька и сделала шаг вперёд.

«Га-га-га! — тревожно загоготали молодые гуси. — А ну-ка, давайте ей покажем, друзья!»

«Гу-гу, молодёжь, не трогайте эту девчонку, — сказал старый гусь и распустил своё огромное белое крыло, загораживая им Наденьку, — Неужели вы не видите, как храбро блестят глаза у этой маленькой озорницы! Отойдите от неё, гусята! Только трусов можно щипать безнаказанно».

Старый, мудрый гусь отвернулся в сторону, почистил клювом свои и без того белоснежные перья и тихо спустился в пруд. За ним последовали молодые гуси.

На воде они долго дремали, похожие издали на лебедей, и Наденька гордо и неустрашимо смотрела на них с берега.

Утром с почты со штампом «Авиа» к Нине домой принесли журнал «Смена», в котором на четвёртой странице был напечатан Галкин рассказ из студенческой жизни, под названием «Дружба». Нина сказала, что это неспроста журнал присылается авиапочтой. Зачем бы это такая срочность? Андрей Гаврилович ничего не сказал, но подумал: действительно, зачем бы!

Галка приехала с вечерним автобусом.

По тихому, засыпающему городку она пронеслась, словно самолёт, с шумом, с треском и с хорошей скоростью, всех перецеловала и перетормошила по очереди. «Милые мои, как я соскучилась! Всё рассказывайте подряд, ничего не пропуская! Как без неё, без Галки-Чернушки, жили здесь друзья и товарищи?! Почему не умерли от тоски? Хороши, стало быть, друзья! Что случилось, почему все стали старые и умные? Ей, как писательнице, всё это страшно важно знать во всех подробностях».

Она притащила к Тимофеевым и Александра Ивановича. В комнате у Андрея Гавриловича она по старой привычке залезла с ногами на диван и приготовилась слушать.

— Ну что ж, — сказала Нина, — я расскажу. Пожалуй, тебе пригодится. Всё равно ведь не отстанешь…

Два часа Галка просидела на диване рядом с Ниной, потрясённая всем услышанным.

— Готовая книга! — сказала она решительно, как только Нина окончила рассказ. — Это мне клад даётся в руки. — Мне просто необходимо сделать литературные портреты. Вот эта девочка с гусями, Наденька, какая она?

— Какая? — удивилась Нина. — Обыкновенная, с кудряшками. Беленькая. А биографии у неё никакой нет. Какая у неё биография?.. Чему вы смеётесь, Александр Иванович?

— Очень сильно ошибаетесь, товарищ вожатая, — серьёзно сказал Александр Иванович. — Как же она может быть обыкновенной, наша Наденька? Наденька — лицо историческое. — Он отодвинул свой стул от окошка, возле которого сидел. — У наших ребят большие биографии, — сказал он. — Они начинали жить в тяжёлое время для нашего государства.

Андрей Гаврилович с интересом посмотрел на Александра Ивановича и передвинул своё кресло к нему поближе. Нина и Галка на диване теснее прижались друг к другу. Юля и Сергей стали рядом у печки.

Редко бывало вот такое лицо у Александра Ивановича! Рассказывать он стал просто, тихо, изредка поглаживая глубокий шрам на лбу, точно пытаясь поскорей отделаться от назойливой головной боли.

— Летом сорок первого года в одной из смоленских деревень, — начал Александр Иванович, — в тяжёлом неравном бою с врагом пали смертью храбрых двенадцать наших воинов. Их имена не дошли до нас…

— Почему? — тут же спросила Галка.

— Не перебивать, товарищ писательница! — сказал Александр Иванович. — Имена их до нас не дошли, потому что перед смертью герои уничтожили свои документы, чтобы они не попали к врагу. Плечом к плечу лежали богатыри среди развалин амбара, выбранного ими для обороны, и сотня вражеских трупов окружала их… Задорого отдали они свою жизнь.