На охоту на Урал мы, пятеро товарищей, взяли с собой четырёх охотничьих псов. Вот они были какие: Томка, Васька, Грайка и Бумба. Только у одного Гайдара не было своей собаки.
Жизнь у нас сначала была не очень весёлая: собаки наши перегрызлись между собой, а из-за собак переругались и охотники. Известно, что каждому охотнику своя собака дороже.
Мы даже стрелять стали один хуже другого, перестали петь весёлые песни и уже подумывали: а не разъехаться ли нам подобру-поздорову в разные стороны?
Хмурые и озабоченные, сидели мы как-то вечером возле нашего охотничьего костра, друг на друга не смотрели и молчали.
Один Гайдар чему-то непонятному улыбался и тихо пел песню о далёкой, чужой деревне, в которой мужики дерутся, топорами секутся. Конечно, им трудно от этого жить на свете.
Ночная птица кричала за лесом, чайник шипел на костре.
Гайдар оглядел нас, кашлянул, сдвинул на затылок кубанку и закурил трубку.
– Скучно мне, товарищи, – сказал он, вздыхая. – Надоело мне охотиться с чужими собаками, и в общей собачьей ссоре я принять участие не могу, так как сам я человек бессобачный…
– Ну и что же теперь делать? – спросили мы.
– Ничего не делать, – сказал Гайдар. – Вы, пожалуйста, не волнуйтесь. Я уже присмотрел в посёлке злющего беспризорного кобеля ростом с телёнка и скоро заведу себе собственную собаку.
Тут мы все стали упрашивать Гайдара не заводить в лагере пятого пса – и от четырёх житья нет. Но Гайдар был непреклонен и утром на лодке уехал в посёлок за собакой, а мы стали укладывать чемоданы и собираться обратно в Москву.
День прошёл тускло.
Вечером мы услышали, как за ближней песчаной косой на реке сильно стучат вёсла и скрипят уключины. Вскоре стал слышен голос Гайдара:
Море злится. Ветер дует.
Солнце с тучами балует.
Волны с пеной в берег бьют.
Рыбы вовсе не клюют.
Впрочем, дело поправимо:
Пронесутся тучи мимо,
Кончит ветер баловать
И домой умчится спать.
Лодка вышла из-за косы. Гайдар стоял в ней во весь рост и махал нам руками.
– Эгей! Эгей, друзья! – кричал он. – Вот я и вернулся!
А какой нам от этого был прок и какая радость? Мы даже к берегу не подошли. Слышим, кричит Гайдар:
– Вперёд! Назад! Вперёд! Назад!
Видим – появляется он из-за кустов и тащит два большущих арбуза, а собаки не видно.
– Где же собака? – спросили мы с надеждой. – Может быть, не привёз?
– Как же такое – не привёз! – ответил Гайдар строго. – Вот она, зверь-собака, чудовище!
И тут все увидели: бежит по песку Кутька. Ростом он был не с телёнка, а с самую обыкновенную сахарницу, хвост – крючком, уши – конвертиком.
Наши злые большие собаки учуяли Кутьку и сразу выставили головы, каждая из своего куста, где были привязаны: видим, мол, тебя, тако-сякого, и, того и гляди, сожрём. А Кутька покрутился около нас, повилял хвостом и шастнул в кусты к собакам.
– Пропал щенок! – ахнул я. – Загрызут его теперь злющие псы.
– Чудак! – спокойно сказал Гайдар. – Кто посмеет тронуть такую собаку? Это пёс неустрашимой и грозной породы – циммерман-миберман. Слышали про такую? Прошу мою собаку не портить и сахаром не кормить. Завтра я с ней пойду на охоту.
Нет, никогда мы не слышали ни про циммерманов, ни про миберманов, но большие собаки действительно не тронули Кутьку. В собачьем обществе, оказывается, строго запрещено обижать маленьких. Они по очереди вылизали Кутьку с головы до хвоста, а самый наш злющий драчун, серый в яблоках бесхвостый Томка, отдал Кутьке ещё не совсем обглоданное куропачье крыло и самолично поймал блоху в белой Кутькиной шерсти.
Обрадованные таким собачьим доброжелательством, мы в этот вечер устроили танцы у костра и разошлись, только когда луна спряталась за большое серое облако. Я даже не очень ворчал, увидев, что спит Кутька, похрапывая, на моей большой розовой подушке.
– Удобства любишь! – сказал я, взял Кутьку за шиворот и осторожно переложил щенка в гайдаровскую кубанку.
Утром, едва посветлело на небе, мы поднялись на ноги.
Ветерок давно уже забрался в окошко палатки. Неподалёку, в тальнике, посвистывали куропатки. Звёзды гасли одна за другой. Пора было идти на охоту.
В лесу наши собаки сразу причуяли тетеревов и пошли по птичьим набродам. Кутька бежал рядом с ними, не отставая. Он только иногда повизгивал от боли и негодования, когда тонкие плети ежевики дёргали его за лапы.
Читать дальше