Анатолий Вершинин - Озеро Черного Дракона

Аистенок снова взялся за гранату. Еще несколько минут - и враги будут здесь! И тут он услышал приглушенный голос Железного Бамбука:

- Готово! Скорее сюда!

Обернувшись, Аистенок с изумлением увидел, что часть деревянной задней стены хижины отодвинута в сторону, и под пой открылась широкая темная щель. Так вот где ход в тайник, в котором хранится рис!

Аистенок стремглав бросился к тайнику. Неужели она спасены?! Из щели веяло холодом, внутри подземелья господствовал непроницаемый мрак, остро пахло сырой землей.

Прижавшись друг к другу, мальчики настороженно прислушивались к тому, что происходит за деревянной перегородкой.

До них донеслись возгласы и брань солдат.

- И здесь никого нет! - сказал один.

- Куда же они, дьяволы, делись? - выругался другой.

- А может быть, их и но было на холме? - предположил третий.

- Как так не было? А сигнальная ракета сама, что ли, выстрелила?

- Подумаешь - выстрелила! Мало ли собак тут бегает? Зацепила лапой провод - ракета и взлетела. Пошли, парни!

Через тридцать - сорок минут все вокруг стихло. Возможно, осмотрев вершину холма, солдаты ушли, а может быть, хитрецы притаились.

Прошло не менее полутора часов, прежде чем Железный Бамбук решил выбраться из убежища на разведку. Аистенок остался у тайника.

Убедившись, что в храме и вокруг никого нет, предводитель торопливо спустился к Желтой Протоке.

Тесным взволнованным кольцом юные зукиты окружили своего предводителя: каждому хотелось тут же узнать подробности того, что произошло на холме. Но до рассвета оставалось не так уж много времени, поэтому Железный Бамбук заторопил их:

- Скорее, ребята, за рисом! Берите коромысла и за мной!

Ночь была уже на исходе, когда три сампана, нагруженных рисом, тихо заскользили по воде Желтой Протоки. Они плыли каналами на северо-запад, туда, где берега близко подступали к суровым, насторожившимся джунглям.

Офицер военной комендатуры - майор с обрюзгшим, лимонного цвета лицом и короткими рыжими усами под крючковатым носом - заглянул в документы лейтенанта и спросил:

- Клод Лакруа?… Звонили, звонили из штаба. Куда направляетесь?

- В Донг-Тоа, господин майор!

- Что ж, вам повезло. Завтра утром отсюда пойдет автоколонна в Чанг-Уен. Это несколько дальше Донг-Тоа, но вам по пути.

Майор внимательно оглядел стоявшего перед ним высокого худощавого офицера со смуглым строгим лицом и серьезными светло-серыми глазами.

- Впервые в Индокитае?

- Три дня как приехал.

- Во Франции служили?

- В Тунисе.

Майор сочувственно кивнул головой:

- И сразу в это пекло?

Усмешка слегка тронула тонкие губы лейтенанта.

- Там тоже не холодно.

- Сравнивать Тунис с Индокитаем, хотя и там постреливают, - ото равнять макрель со щукой.

Лакруа улыбнулся.

- Клянусь богом, - доверительно понизил голос майор, - куда угодно сбежал бы отсюда, даже в дьявольскую преисподнюю!

В глазах лейтенанта блеснула насмешка.

- Неужели и в комендатуре Ханоя жарко?

Майор укоризненно покачал головой:

- На фронте хотя бы знаешь, откуда ждать врага, а здесь ходишь да оглядываешься. Из любой подворотни, с крыши, из окна тебя может настигнуть пуля.

- Война…

- А ночью по городу не ходи - наверняка ухлопают.

Колонна автомашин, с которой ехал Лакруа, тронулась в путь на рассвете. Улицы Ханоя были безлюдны, прохожие попадались редко, и преимущественно военные. Лакруа, устроившийся на ящиках в кузове одного из студебеккеров, с интересом оглядывал незнакомый город.

Машины миновали центральные кварталы с красивыми особняками и старыми темными платанами, окаймлявшими улицы, и свернули на окраину. На перекрестке мелькнули железобетонный колпак дзота и трое солдат с темно-коричневыми лицами и черными бородами. Лакруа сразу узнал в них марокканцев. Как далеко от родины забросила их судьба! Он вспомнил Северную Африку, мрачные пески пустыни, серые стены сторожевого французского поста Аль-Альбайэн, где он провел четыре года и едва избежал военного суда.

Произошло это так.

Во время офицерской пирушки все участвовавшие в ней недвусмысленно поругивали своего коменданта майора Жермена. Осуждали за подлость, жестокость, лицемерие. Как раз за день до этой пирушки отряд солдат, возглавляемый Жерменом, сжег туземное селение и перебил значительную часть его жителей, якобы виновных в исчезновении двух французских солдат. Но вот в разгар пирушки в комнату вошел Жормен, и один из офицеров предложил тост за его здоровье. Вся кровь бросилась тогда в голову Лакруа. Он с силой бросил свой бокал и воскликнул, что он солдат и не будет пить за здоровье убийцы.