Сергей Голицын - Страшный Крокозавр и его дети (Повесть)

Надо суметь незаметно для других отозвать Галю Крышечкину в сторону и подарить ей фиалки.

Скоро поспеет ужин, а после ужина Миша пойдет на реку удить рыбу и позовет с собой Игоря Ершова. Игорь зимою сколько раз хвалился, что больше всего на свете любит рыбу ловить, а удочки с собой сейчас не взял. Но у Миши-то две удочки, да еще бамбуковые.

Его план был таков: как только Игорь возьмется за удочку, так Алла обязательно к нему подойдет, наверняка подойдет. Ну а за Аллой и Галя Крышечкина. Ведь они же подруги. Алла с Игорем начнут, как всегда, в молчанку играть, а Миша потихоньку отзовет Галю в сторону…

Первое, что требовалось для выполнения плана, это… дождевые черви. Миша тотчас же взял маленькую туристскую лопатку и подошел к Игорю.

— Айда со мной на рыбалку! Пойдем червей накопаем.

— Да у меня удочки нет.

— А у меня целых две.

Игорь заколебался. Миша понял: Игорю ужас до чего охота идти на рыбалку! Но он же заместитель начальника туристского отряда, ему полагается расхаживать вокруг костра — руки в карманы — да изредка приказывать.

— Пойдем, пойдем, — уговаривал Миша. — В случае чего тут мой Саша останется.

Игорь подошел к Крокозавру, который в этот момент натягивал веревку палатки.

— Петр Владимирович, ничего, если мы с Ключиком пойдем на рыбалку? Ненадолго? — спросил он.

— Конечно, можно. Справимся и без вас, — ответил Крокозавр и притянул Мишу к себе. — Ключик, что это ты сегодня какой-то беспокойный, странный. О чем ты думаешь?

Что ответить?

— О чем же ты думаешь? — снова спросил Крокозавр.

— Все думаю, как бы большую щуку вытащить, — соврал Миша и, не оглядываясь, побежал. Он знал: если оглянется, Крокозавр сразу поймет, что он сказал ему неправду.

Все произошло именно так, как рассчитал Миша. Только начали они с Игорем распутывать удочки — к ним подошла Алла.

— Я тоже с вами, — сказала она и подозвала Галю Крышечкину.

Все четверо спустились к реке. Игорь и Алла тотчас же уселись рядом слева от кустов ивняка, нависавших над самой водой, — оба кругленькие, серьезные, оба в одинаковых ковбойках, в одинаковых темных шароварах. Положив руки на колени, они принялись молча следить за красной палочкой поплавка.

Миша и Галя остались стоять сзади. Миша смотрел, как поплавок Игоря качался меж осоковых травинок, а потом прошел вдоль берега шагов на двадцать…

«Тут останется Галя или уйдет?» — загадал он, нанизывая червяка на крючок. И закинул удочку в воду.

Заходило солнце. Небосклон побледнел. Круглые кучевые облака позолотились и порозовели у краев…

Вдруг поплавок запрыгал, заплясал. Миша дернул удочку. Маленькая зеленоватая рыбка блеснула в воздухе и затрепетала на берегу. Миша вскочил, отцепил ее от крючка. Он увидел, что это был ершик, и бросил его в баночку с водой, потом поправил червяка, плюнул на него, вновь закинул удочку в воду…

По траве зашуршали чьи-то шаги. Миша обернулся. За ивовыми кустами стояла Галя Крышечкина.

— Как ловко ты поймал! Я издали увидела и подкралась к тебе, — воскликнула она и тут же села на корточки, вытащила рыбку, деловито осмотрела ее, осторожно дотронулась до ершиного шипа, вновь пустила рыбку в баночку… — Ключик, можно с тобой посидеть?

Миша замер, услышав Галин вопрос. Она еще спрашивает — можно ли ей с ним посидеть?

— Можно…

Галя устроилась на кочку чуть повыше его.

Вдруг красный стерженек поплавка судорожно нырнул, опять выскочил; круги пошли по воде. Миша дернул удочку, да поздно. Он вытащил пустой крючок — червяк был съеден.

— Ключик, что же ты?

— Сорвалось, — вздохнул Миша, надел на крючок нового червяка, но поплевать в присутствии Гали постеснялся и вновь закинул удочку.

Просидели они так, не говоря ни слова, неизвестно сколько времени.

Солнце успело зайти за острые зубцы елок, и лес как-то сразу посуровел, а река вся засеребрилась, отливая золотом.

— Посмотри, Ключик, на эти облака, — сказала Галя, показывая на вечернее небо за рекой. — Я следила за ними. Сперва облака были розовые, а теперь позолотились…

Миша ничего не ответил. Едва ли он понимал Галины выдумки.

— Ключик, скажи, зимой ты никому не признавался, что твой Саша в трудовой колонии сидит? — вдруг спросила Галя.

— Никому.

— А скажи, тебе было очень грустно одному переживать?

— Очень.