Я посмотрела на Любу Райкову и увидела, что у нее очки на нос съехали. А Светлана сидела очень довольная.
Потом Дима сказал, что, по его мнению, Совет Справедливых совсем не нужен, все, чем он занимается, берется делать совет дружины, и, разумеется, без всяких штрафных очков и записей в журналы.
— Ну вот, — говорит Мария Петровна, — мы слышали. Только справитесь ли?
— Справимся! — в один голос ответили Светлана и Дима.
Совет Справедливых постановили уничтожить. Да, да, полностью уничтожить!
Я посмотрела на Любу Райкову. Она голову почти до самого стола опустила.
— А будете спотыкаться, — предупредила Мария Петровна, — ко мне и к Петру Владимировичу за советом и помощью обращайтесь. — Тут она повернулась к Любе Райковой: — А ты, Любочка, не падай духом. Ты энергичная общественница. Ваш класс выпускной, скоро выйдешь из интерната, мы дадим тебе прекрасную характеристику…
А Дима Топорков нарочно самым безразличным тоном сказал:
— Переходим к следующему вопросу.
Люба голубую повязку сняла, спрятала в карман и медленно вышла из пионерской с «Журналом Правосудия» под мышкой.
ЕЩЕ РАЗ ИЗ ДНЕВНИКА ГАЛИ КРЫШЕЧКИНОЙ
8 апреля
Вовку Драчева почти полгода учительницы не спрашивали ни по математике, ни по русскому. И каждый вечер Крокозавр с ним по целому часу после ужина уроки повторял. Да еще весь последний месяц по субботам Вовка к нему на дом ходил учиться.
А сегодня Крокозавр нарочно пришел на два часа раньше. «Екатерина Петровна в первый раз вызовет Вову», — сказал он. Ему самому, видно, хотелось послушать, как тот будет задачи решать.
Мы хотели, чтобы Вовка тоже с нами в дальний поход отправился. Ведь это хуже не придумаешь — изыскатели с тяжелыми рюкзаками по дорогам с песней шагают, а он будет в интернате сидеть — задачи решать и диктанты писать. И еще мы очень хотели, чтобы в классе была «стопроцентная успеваемость».
— Драчев, — позвала Екатерина Петровна. Я ее очень люблю. Такая она молоденькая, веселая и очень хорошая, вроде моей мамы.
Вовка подошел к доске, взял мел в руки и обернулся. Он стоял весь красный, его белые волосы прилипли ко лбу.
Екатерина Петровна спросила о треугольниках.
Вовка взял линейку, начал чертить мелом, потом затвердил что-то о гипотенузе, о катетах. Сперва говорил правильно. Мы все внимательно слушали. И тут Вовка начал путаться и заикаться. Мне ужас до чего захотелось ему подсказать, неслышно конечно. Но Вовка сам справился.
Екатерина Петровна вдруг остановила его и задала вопрос по алгебре, он сразу ответил; тогда она показала в учебнике, какую задачу ему решать.
Вовка переписал задачу на доску, задумался, начал медленно выводить цифры… Я сразу сообразила, что Вовка пишет не то, совсем не то! Надо сложить, а он вычитает. Вот тюфяк! Плюс, а не минус!
И все в классе глядели на доску и шептали про себя:
— Плюс, плюс…
Тут Ключик не выдержал, вскочил.
— Там плюс, Вовка, плюс! — завопил он.
— Миша! — зарычал Крокозавр. Ну, это он так, для виду, чтобы немножко попугать. Если бы рассердился, по фамилии назвал. И голос его был вовсе не громкий и совсем не страшный.
Вовка сразу догадался, быстро стер неверную строчку, застучал мелом… И решил задачу.
Екатерина Петровна улыбнулась, подмигнула Крокозавру и сказала Вовке:
— Дай свой дневник.
Все молча глядели на нее и ждали. А она помахала, помахала самопиской, нагнулась и что-то черканула в тетрадке.
Вовка шел на свое место и шатался — верно, от больших переживаний.
— Сколько, сколько, какая отметка? — спрашивали мы его, когда он проходил мимо нас.
— Четыре, — прошептал он.
— А если бы не подсказали, я, может, пять поставила.
Я первая захлопала в ладоши. Все зааплодировали и Вовке и Крокозавру. Только незачем было Ключику вперед лезть, Вовка и сам бы справился.
Я посмотрела на Мишу нарочно очень сердито. А он покраснел как свекла. Интересно, почему это мальчишки краснеют, если эдак на них взглянуть?
28 апреля
Еще на прошлой неделе Крокозавр пришел к нам в класс веселый такой и сказал:
— Я нашел, как нам деньги на дальний поход заработать: договор с почтовым отделением заключил — будем «Известия», «Вечерку» и поздравительные первомайские телеграммы да открытки разносить; работать придется по два часа в день после ужина, да еще по воскресеньям. Разбивайтесь по трое.
Игорю Ершову, Алле Анохиной и мне досталось пять больших новых домов. Каждый вечер мы на почту ходили, там полные сумки набивали. Ужасно тяжело! Зайдешь в подъезд, где ящики с номерами квартир устроены, газеты и открытки в щелки рассуешь, а на лифте подымешься — телеграммы по квартирам разносить.
Читать дальше