Сергей Голицын - Страшный Крокозавр и его дети (Повесть)

Миша послушался, но не знал, куда деть руки, и начал их тереть одну о другую.

«Где Крокозавр? Ах, если бы сейчас пришел Крокозавр!» — с тоскою думал он.

Кошечка приступила к допросу:

— Как ты осмелился оскорбить Совет Справедливых?

Миша почувствовал, что его плечи замерзают. Все девчонки сурово уставились на него, ждали ответа.

Тут резко забарабанили в дверь.

«Это он, он! Стучит Крокозавр!» — Мишино сердце забилось.

— Войдите, — нехотя повернула голову Кошечка.

И Крокозавр вырос на пороге, огромный, могучий.

Мише он показался настоящим богатырем. Крокозавр улыбался широкой, почти доброй улыбкой. Все три девочки тотчас же встали.

— Да? — спросила Кошечка.

— Пришел послушать, как судят моего мальчика, — полушутливо сказал Крокозавр.

— А у вас там все в порядке? Они уже легли спать? Ваше присутствие в спальнях разве не обязательно?

Тут Миша неожиданно вспомнил соседскую кошку Степаниду. Если Степаниду разозлить, ее хвост делается тугим, как стальной трос, и она начинает гулко хлопать им об пол. Эта Кошечка сейчас улыбается, а будь у нее хвост, она бы им наверняка так же хлопала.

— На третьем этаже ложатся спать, на четвертом тоже скоро лягут, — невозмутимо ответил Крокозавр. — Вы читали последний номер «Нового мира»? Там один рассказ есть. — Крокозавр говорил так, словно его больше всего интересовал именно этот рассказ в журнале.

Миша понимал, что Кошечке до смерти хочется выгнать Крокозавра. Но Миша был уверен — тот не уйдет ни за что.

— Нет, не читала, и читать мне совершенно некогда. На моей ответственности шестьсот детей. — Голос ее дрогнул.

— Жаль, что не успели прочесть, — заметил Крокозавр.

— Вам известно, как вел себя сегодня ваш неисправимый воспитанник? — спросила Кошечка, указывая на Мишу. — На уроке географии он спал, затем ему записали три серьезных замечания, и, наконец, он оскорбил членов Совета Справедливых. Я просто не нахожу слов…

— Все это я хорошо знаю, — ответил Крокозавр. — Кстати, в моем классе за сегодня всего одна двойка, но зато четыре пятерки. А Крышечкиной и Ершову «отлично» поставили вы. Может быть, так сделаем: мы в шестом «Б» за последнее время ввели одно правило — обсуждать нарушителей дисциплины и двоечников на своем совете отряда. Так вот, — он повысил голос, — я считаю: Ключарев должен сейчас, конечно, извиниться перед Любой Райковой, а его проступок и его двойку мы разберем в нашей пионерской организации.

Кошечка передернула плечами.

— Ах, делайте с ним что хотите! Никакое наказание на него не действует.

Миша зажмурился от удовольствия. За двойку, конечно, влетит, зато за все остальное весь отряд и Галя в том числе будут считать его настоящим изыскателем.

— Ключарев, проси прощения у Совета Справедливых, — ни на кого не глядя, кинула Кошечка.

Мише пришла в голову озорная мысль: а что, если позлить кошку Степаниду? Пусть застучит своим хвостом на полу.

— Не хочу!

— Ни малейшего признака раскаяния! — Кошечка вздохнула.

Крокозавр поднял руку и задвигал пальцами по виску.

Миша принял сигнал: «Не подводи меня». И потому, все так же глядя в пол, он буркнул:

— Простите меня, больше не буду вас так обзывать.

Крокозавр встал. Девочки тоже встали.

— Все? Можем идти? — коротко спросил он.

Кошечка едва кивнула.

В коридоре Миша остановил Крокозавра:

— Петр Владимирович, спасибо вам.

— Изыскатели всегда защищают изыскателей. Но имей в виду, свой язык они держат на привязи.

— Не буду больше, — буркнул Миша. — Петр Владимирович, а еще знаете, что я услышал, нечаянно услышал?

Крокозавр ласково посмотрел на него.

— Ключик, что ты еще услышал?

— Как Светлана вас уговаривала. Я в сарайчике прятался.

— Ах, это! — Крокозавр положил мягкую и широкую ладонь Мише на плечо и торжественно сказал: — Помни, что изыскатели — это те, которые умеют хранить тайны. Не беспокойся. Я верю Светлане. Она без моего разрешения никому не скажет ни слова.

Миша выпрямился, поднял руку и дотронулся до почти зажившего шрамчика возле уха.

На следующее утро Миша возвращался с физзарядки и подошел к красиво раскрашенной «Таблице соревнований классов», принадлежавшей Совету Справедливых. В графе шестого «Б» было проставлено целых пятнадцать штрафных очков.

«Ну и. наплевать!» — подумал Миша. А войдя в класс перед началом уроков, он осторожно приподнял «Трех богатырей». Против его фамилии был выведен ярко-красный, большой, как апельсин, кружок.