Борис Житков - Что я видел

А ещё на одной тётя. Она со щёткой. А против человечков – чёрные кнопочки, как пуговочки. Я попробовал верхнюю кнопочку, совсем немножко. Я самую чуточку пихнул её. А потом скорей на кресло сел. Вдруг что-нибудь будет?

Потому что я кнопочку пихнул. Я посидел немножко и уже думал, что ничего не будет.

А вдруг в дверь постучал кто-то. А мама в ванне плескается. В дверь ещё сильней постучали. Мама голову из ванной комнаты высунула и кричит:

– Кто там?

А оттуда дядя какой-то говорит:

– От вас звонили?

Я совсем к окну побежал и стал в окно глядеть.

Мама говорит:

– Это, должно быть, ошибка.

А дядя из-за двери говорит:

– Не может быть ошибки. Над вашей дверью свет горит.

Мама сказала:

– Ах! Ах! Это Алёша, наверное.

И закричала:

– Тогда принесите, пожалуйста, чаю на двоих!

А когда вышла из ванны, прямо ко мне:

– Ты что это распоряжаешься? Куда ты звонил?

Тогда я показал на человечков и сказал, что я нечаянно.

Мама говорит:

– Не вздумай здесь всё хватать: ты не дома. Какой ты несносный!

Потом опять постучали, и входит дядя с подносом, и с чайником, и со стаканами. Только не чёрный, как на картинке, а на нём всё белое надето. Он постелил на стол скатерть и поставил чай. А потом говорит:

– У нас, гражданка, ошибки быть не может. Вот, пожалуйте.

И пошёл с мамой в коридор. Я тоже побежал смотреть.

У нас над дверью дядя показал фонарик. Он – как длинненькая коробочка.

Если кнопочку надавить, так фонарик зажигается.

Дядя и говорит:

– Вот вы кнопочку надавите, а мне сразу видно: фонарик загорится, и я знаю, куда меня зовут.

А потом мы опять пошли в нашу комнату, и дядя говорит:

– Если верхнюю кнопочку надавите, где вот человек с чайниками нарисован, так я приду. Я – номерной. Могу вам чай принести, завтрак, кофе или чего вам захочется. А вот если эту, где с чемоданами, так швейцар придёт вам вещи вынести. А где женщина со щёткой, если надавить кнопочку, так придёт девушка комнату прибрать.

И опять говорит:

– Ошибки, гражданка, быть не может.

Мама говорит:

– Это ребёнок позвонил. А я мылась. Такой шалун!

Потом номерной ушёл, а мы с мамой стали пить чай с нашей колбасой и с нашими конфетами.

Мы пили чай, а я всё говорил, что больше не хочу. А хочу, чтоб идти, где Красная площадь и где башни и звёзды наверху.

Мама сказала:

– Успокойся, пожалуйста. Успеешь.

А я не стал больше чаю пить и тихонько говорил:

– Пойдём! А я с той тётей пойду!

Мама рассердилась и сказала:

– Фу, несносный какой! Чаю нельзя напиться.

А мама вовсе чаю уже не пила, а только яблоко ела.

Мама встала и сказала:

– Ну, ищи свою шапку. Куда ты её дел?

И мы стали одеваться и пошли опять по коридору, потом через большую комнату, где тётя за столиком сидит, и потом на лестницу.

И мы всё вниз шли, и там такие же большие комнаты. Только мы в них не заходили, а всё вниз по лестнице. И потом на улицу.

Мама спросила у одного военного, где Красная площадь. Он показал, как идти. И мы очень скоро пришли.

А Красная площадь большая-большая. И там эта стена с зубчиками и башни.

На одной башне часы высоко приделаны. У них стрелки золотые, и часы написаны тоже золотыми буквами.

Мама сказала, что это самые главные часы. Они звонят.

И часы вдруг как зазвонили: бам! бам! – на всю площадь.

Мама сказала:

– Вот слышишь? Это часы звонят. Сейчас двенадцать часов. Вон обе стрелки вместе и вверх глядят.

Я смотрел на часы, а они звонили.

А потом я увидал домик. Он очень блестел, потому что очень гладкий, такой гладкий, что я думал – он мокрый. А он не мокрый, он так заглажен. Он каменный, и я думал, что это как из кубиков построили. Он очень красивый.

Мама сказала, что этот дом называется Мавзолей. И там никто не живёт. А что Ленин умер, и его туда положили, и можно посмотреть, как он лежит.

Я сказал:

– Почему положили?

Мама сказала, что если кто умрёт, так его похоронят, и больше не увидишь. А что Ленина любили и хотели, чтоб всегда его видеть. Его не стали хоронить, а положили в Мавзолей.

Я сказал, что хочу посмотреть на Ленина. Мама тоже сказала, что хочет.

Мы пошли к Мавзолею. Там дверь. И около двери стоят два красноармейца.

Они с ружьями. Только они ни в кого не целятся. Ружья у них на земле стоят, они только держат немного, чтоб не упали. Мы с мамой не боялись и совсем близко подошли.

Там ходил дядя-милиционер. Мама его спросила, можно ли посмотреть Ленина. Милиционер сказал, что сегодня нельзя.