Владимир Железников - Разноцветная история

Вечером он приходил к нам в чулан с книгой, садился на табуретку в углу, поближе к свече, и начинал читать.

Много удивительных историй узнали мы с дядей Степаном от учителя. И дядя Степан как-то сказал мне:

«Большущая сила в грамоте. А ты, Николка, оказался несостоятельным в этом деле».

Острое пламя свечи раскачивалось, по шершавой стене чулана ползли какие-то тени, и такие же, пока неясные, мысли бродили в моей голове. Я подумал робко, впервые, что дядя Степан прав, что в грамоте действительно большая сила.

Но, видно, не судьба была дожить нам у учителя спокойно. Как-то утром дядя Степан говорит мне:

«Выдь-ка на улицу, глянь, как да что. Уходить самое время. А то и себя загубим и Ивана Ивановича подведём».

Вышел я, осмотрелся. Недалеко от нашего дома висит бумажка. Около неё стоят несколько человек, читают. Один что-то бормочет. Я подошёл и прислушался. «Кто спымает большевика, тому награда будет и вечное прощение грехов от самого господа бога и нашего славного атамана полковника Горового».

«Нашли дураков!» - подумал я. А когда все ушли, не задумываясь, сорвал со стены приказ их атамана и скомкал в кулаке. Не успел я после этого и шагу шагнуть, как чья-то рука тяжело легла мне на плечо. Я посмотрел на человека, который меня держал. Это был рыжий Гордеев. Он ничуть не изменился, только переоделся в военную форму. Хромовые сапоги, галифе с лампасами, на плечах гимнастёрки' - унтерские погоны. И лихо сбитая набекрень маленькая казацкая фуражка. Было ясно, что он служит у белых.

У меня в груди глухо стукнуло и ноги словно приросли к месту.

«Ну что ж, здоров, земляк! Видно, не больно ты рад встрече, раз отворачиваешься», - нарушил молчание Гордеев.

Рванулся я изо всех сил, так что суставы в плече хрустнули, шмыгнул в первую подворотню - и бежать со всех ног.

Дома, ещё не отдышавшись после стремительного бега, я всё рассказал дяде Степану.

«Теперь может выследить, мерзавец, перебей его пополам! - сказал дядя Степан. - Давай-ка собираться, Николашка».

Мы быстро оделись и, как повечерело, ушли, не дождавшись Ивана Ивановича.

Только вышли из дому, слышим - сзади нас зацокали лошади. Мы прижались к забору.

Мимо проехали три всадника - казацкий патруль. Двое уехали вперёд, а один остановился, соскочил на землю и стал подтягивать ослабевшую подпругу у лошади.

Совсем рядом с нами. Слышно было даже, как позвякивала уздечка на лошадиных зубах.

«Эй, далече не уезжайте, я тотчас! - крикнул казак и уже тише, себе под нос: - Вот темень проклятущая! Ничего не видать».

Я чуть не вскрикнул, потому что узнал голос Гордеева, но дядя Степан вовремя прикрыл мне рот ладонью.

Уехал казацкий патруль, и мы пошли дальше. Хотелось пуститься бежать, чтобы побыстрей добраться до лесу, который начинался за последним городским домом.

Идём молча. Вот наконец и последний дом. Теперь оставалось нам всего ничего - пробежать полем с полсотни шагов. Но только мы вступили на эту поляну, как громадная луна выкатилась из-за тучи, и в тот же момент чей-то зычный, зловещий голос рубанул воздух:

«Стой!»

Упали мы с дядей Степаном и притаились. Авось пронесёт. Но только нет, не пронесло, потому что в лунном зеленоватом свете показались три всадника. Они спешились, но вперёд не шли - боялись.

«А ну, вылазь, - раздался снова тот же голос, - всё равно не уйдёшь».

Дядя Степан молчал. Наступила тревожная тишина. Потом те, видно, о чём-то пошушукались и стали расходиться в разные стороны.

«У, перебей их пополам, от леса хотят отрезать! - Дядя Степан заскрипел зубами.

- Эх, какая напасть! - Он в ожесточении тёрся подбородком о ворот шинели. - Николашка, Николашка, не довелось нам с тобой дожить до победы! Ну хорошо, мы сейчас в один момент сорганизуем им окружение!»

Дядя Степан осторожно вытащил из кармана шинели гранату-лимонку. Потом он повернулся ко мне и проговорил надтреснутым голосом:

«Ты, Николашка, лежи, не подымайсь, слышишь? Не подымайсь, я тебе сказал».

И он встал, будто шёл так себе, а не на встречу со смертельным врагом. Он шёл с поднятыми кверху руками, без шапки. Полы его шинели разметал ветер, и они были похожи на крылья большой птицы. И мне захотелось, чтоб на самом деле это были крылья и чтоб дядя Степан вдруг оттолкнулся от земли и улетел.

«Живьём брать, живьём, не стрелять!» - истошным голосом кричал один из беляков, и я узнал в нём «рыжего».