Владислав Крапивин - Вершинины, старший и младший

Когда пришли в лагерь, командиру отряда было доложено, что семья Мойсеновичей благополучно эвакуирована, а также доставлен в плен полицай, который пытался сорвать переправу путем подачи противнику световых сигналов, но был вовремя контужен коровой.

- Не понял, - мотнул головой командир. - Кем контужен? Внятно скажи.

- Внятно - телкой.

После того как в землянке стих хохот, командир распорядился: наградить телушку немецким орденом…

- А через год она и второй фрицевский крест заработала, - сказала Паша и погладила корову по шелковому брюху. Корова повернула к хозяйке морду и лениво издала утробный звук.

- Все понимает… Я ее тогда искала-искала, кричала-кричала, а она не идет. Слышу, что где-то отзывается в лесу, а не идет. Ногу, думаю, может, поломала. Чуть нашла - в овраге, в малиннике. В самые кусты забралась, так что и не видать. И мычит жалостно. Пробралась я к ней, вся об крапиву обстрекалась, а она стоит над нашим Ваней. Тот - без памяти, в крови. Его уже и потеряли, пятые сутки не приходил из разведки, а он раненый полз. Помер бы в кустах, если бы не Трижды.

- Так это пока дважды, - возразил Лешка.

Но рассказ о третьем коровьем подвиге ему не довелось услышать. На басовых тонах заревел во дворе Варька. Схватив ведро с молоком, Паша кинулась из хлева. Лешка за ней. Корова разочарованно мыкнула им вслед. Возможно, ей тоже хотелось до конца услышать повесть о собственной доблести.

Варфоломей ревел задумчиво и монотонно. При этом он глядел на дорогу, где кудлатой спиралью завивалась пыль. Там, за ней, стихала тупая дробь конских копыт.

- Ты чего?

- Ваня пошкакал, а мне шумкой по колену попало…

У ног Варьки валялся Сонин портфель с хлебом. Его на полном аллюре кинул братишке Иван, умчавшийся куда-то в теплые летние сумерки.

Здорово же, видать, спешил он, если и на мгновение не остановился у порога родного дома.

Паша и Лешка молча переглянулись.

Но за ужином тревога улеглась, и они хорошо провели этот вечер.

Утром Лешка поднялся с широкой деревянной кровати, на которой спал обычно Иван, и увидел в хате одного Варьку. Мальчуган деятельно мастерил из лучинок сложное сооружение в виде креста.

- Шамолет, - объяснил он. - Шкоро полетит, раненых повежет в Мошкву.

Мальчонка и в детских играх все еще жил войной, горькими буднями партизанского лагеря, где прошли почти три года его маленькой жизни.

- Этот не полетит, - безжалостно сказал Лешка. - Нужен плотный лист бумаги…

Он умел делать отличные планеры из листа ватмана. При легком ветре они могли целую минуту держаться в воздухе и улетать шагов за двести.

В убогой хатке с земляным полом ватмана, конечно, не было. На подоконнике Лешка нашел стопку старых ученических тетрадей. Тетрадная обложка тоже годилась для планера. Собираясь выдрать ее, Лешка прочел надпись: «Сшытак па беларускай мове вучанщы IV класса школы партызанскага лагера атрада iмя Суворова Праскоуi Майсяновiч».

Прочел, оглянулся и осторожно положил на место. У него почему-то не поднялась рука драть такую тетрадь.

Но и Варьку нельзя было оставлять без обещанного самолета. Тогда Лешка полез в Сонин портфель и извлек оттуда какую-то толстую общую тетрадь. Она была уже почти вся исписана и, по мнению Лешки, значит, не нужна.

Он аккуратно раскрыл стальные скрепки, вынул два листа и упрятал тетрадь на место. С помощью ножниц за одну минуту был изготовлен шикарный «иштребитель», как немедленно аттестовал его Варька. Второй лист в качестве запасного Лешка спрятал на животе под майкой, и они отправились во двор испытывать планер.

Пущенный с крыльца, он описал в воздухе лихую дугу, заложил правый вираж и круто пошел на снижение прямо под ноги Варьке. Пацан заверещал от восторга. Тогда Лешка чуть подогнул элероны крыльев и забрался по лесенке на крышу хлева. Вспорхнув оттуда, бумажная птица долго не хотела садиться на землю. Планер то выписывал почти замкнутые круги на трехметровой высоте, то уносился в угол двора, а потом, попав в теплую струю воздуха от свежей навозной кучи, снова взмывал на уровень крыши. Совершенно ошалевший от счастья, Варька с диким визгом носился за ним по двору. Кончилось тем, что планер ткнулся носом в шею входившей в калитку Паши.

Девочка чуть улыбнулась, поставила на землю увесистый мешочек, покрытый мучной пылью, и тихонько сняла с лямочки ситцевого сарафана белую птичку.

- Спасибо, Леша, за Варьку, - ласково сказала она. - Маленький он. А игрушек нет. Вон как радуется. Сейчас я вам лепешек напеку, а завтра уж настоящий хлеб. Муку получила.