Георгий Соколов - У юнги тоже сердце моряка

- Ну, а теперь давайте проверим всё снаряжение, - сказал Куников, …Проверка закончена. И новый приказ начальнику штаба - отвести отряд на собрание в клуб бывшего дома отдыха, Пришли туда не только десантники, но и катерники. Среди них был и Дубровин.

На трибуну поднялся замполит майора Куникова, старший лейтенант Старшинов. Вот что он сказал:

- Сегодня мы вступим в тяжёлый бой с фашистскими захватчиками. Вступим с мыслью о победе, с мыслью о Родине. Дадим же перед боем клятву! - И он стал читать звучным, громким голосом: - «Идя в бой, мы даём клятву Родине в том, что будем действовать стремительно и смело, не щадя своей жизни ради победы над врагом.

Волю свою, силы свои и кровь свою, капля за каплей, мы отдадим за счастье нашего народа, за тебя, горячо любимая Родина… Нашим законом есть и будет движение только вперёд!»

Куников видел, с каким воодушевлением слушают воины, как блестят их глаза. Он знал клятву наизусть, и всё же с волнением вслушивался в каждое слово.

Вспоминалась ему Москва, где он жил и работал до войны, далёкая, но всегда близкая его сердцу Москва…

Между тем замполит закончил чтение, и в зале стало шумно. Раздались аплодисменты. Когда всё стихло, Старшинов сказал:

- Долг каждого из нас подписать клятву.

Первым поставил подпись Куников. Один за другим наклонялись над столом моряки, расписывались и отходили в торжественном молчании.

В полночь десантные корабли вышли в море. По-прежнему моросил дождь.

Основной десант проследовал к Южной Озерейке. А катера Сипягина, на борту которых находились бойцы отряда Куникова, скрытно подошли к мысу Мысхако.

Корабли заглушили моторы.

Дубровин стоял на мостике, В темноте берег Цемесской бухты еле угадывался. На мысе Мысхако изредка вспыхивали ракеты, и тогда вырисовывался силуэт горы Колдун, Рядом с Дубровиным стоял командир группы десантников. Он натянул намокшую плащ-палатку не только на плечи, но и на голову и был похож на тёмную глыбу.

- Пока довезут нас до места, можно, пожалуй, и отдохнуть минут двадцать, - зевнув, сказал он.

Дубровин проводил его в свою каюту.

Командир группы десантников снял плащ-палатку и сел на кровать.

- Когда-то ещё доведётся на кровати посидеть!..

Рядом на столике лежал лист бумаги. Синим карандашом было написано: «Если вы встретите слабейшее судно - нападайте, если равное себе - нападайте и если сильнее себя - тоже нападайте…»

- Здорово сказано! - воскликнул командир десантников. - Чьи слова?

- Адмирала Макарова.

- Запишу обязательно. - Он вынул блокнот и добавил: - Жаль, я этого раньше не знал! Вот что значит недостаток военного образования.

Дубровин оставил его и поднялся наверх. Холодный ветер пронизывал насквозь.

Командир катера прошёлся по палубе, приглядываясь к людям. Десантники сидели, тесно прижавшись друг к другу. Дождь струйками стекал с плащ-палаток на палубу.

Дубровин заметил среди моряков неутомимого парторга корабля механика Давыдова.

Он гордился парторгом и называл его «мой комиссар». Командир подошёл поближе к десантникам и услышал голос Давыдова. Вот о чём говорил парторг:

- Хорошее сообщение мы получили перед высадкой. Второго февраля закончен разгром и уничтожение группировки противника под Сталинградом. Теперь, товарищи, дело за нами. Нас ждёт Севастополь… Помните о Севастополе, когда бой начнёте…

- Ты о нас не беспокойся, - сказал кто-то из десантников. - Мы маршрут до самого Берлина знаем.

Дубровин прошёл дальше. Около носового орудия комендор Терещенко пританцовывал, чтобы согреться, и рассказывал что-то смешное двум десантникам.

Дубровин посмотрел на светящийся циферблат часов: осталось семь минут.

Последние минуты перед высадкой десанта особенно томительны. Тревожно сжимаются сердца даже у самых храбрых людей.

Над морем нависла напряжённая тишина. Разговоры затихли. Было слышно только, как на ветру полощется невидимый вымпел, поднятый на мачте, да бьются о борт волны.

Дубровин поднялся на мостик, приказал всем занять боевые посты. На палубе показался командир группы десантников. Он дал команду:

- Ребята, быть наготове!

- Сейчас начнётся, - тихо сказал Дубровин.

И вдруг вся бухта осветилась. Над морем и горами загрохотало. Гул артиллерийской канонады всё нарастал. Вспышки снарядов освещали море и берег Мысхако.

И тут где-то впереди раздался оглушительный скрежет, взметнулись огненные полосы. Сначала все даже оторопели, но сразу поняли: