Виктория Ледерман - Всего одиннадцать! или Шуры-муры в пятом «Д»

Раздается звонок в дверь. Его едва слышно из-за громкой музыки.

– Макс, я открою, – кричит кто-то из парней.

Мы продолжаем танцевать. Он раскручивает меня за руку, а потом закручивает обратно. У меня кружится голова от этих вращений. Мне легко и весело. Я хохочу, и спотыкаюсь, и снова хохочу… и замечаю, что музыка уже закончилась. Макс меня больше не держит. Я останавливаюсь и пытаюсь удержать равновесие. Перед глазами все плывет. Я не понимаю, что происходит, почему вокруг такая тишина. Просто какая-то мертвая тишина.

И вдруг в этой тишине я слышу громкий голос:

– Ангелина! Что с тобой? Ты что, пьяная?

Это мамин голос.

Мамин голос?!

Зажигается свет. Я щурюсь после темноты и светомузыки и никак не могу поверить в то, что вижу. Мама. С ингалятором в руке. С красными пятнами на шее и лице. Держится за сердце.

Может, я сплю? Это мой ночной кошмар?

– Я так и знала, – говорит мама. Она тяжело дышит, как во время приступа, поэтому говорит прерывисто. – Я так и знала, что папа за тобой не уследит.

Все замерли. Все смотрят на мою маму и на меня. И молчат. И Макс тоже молчит. Говорит только мама.

– Стоило мне уехать, ты пошла вразнос. Что, волю почуяла? Погулять захотела? Это что за вид? На кого ты похожа? Намазалась как обезьяна. Ну-ка быстро пошла домой!

Она хватает меня за руку и тащит к выходу. И все это видят. Я резко вырываю руку и говорю (мне кажется, что спокойно и уверенно):

– Я никуда не пойду!

– Что?! – спрашивает изумленная мама.

– Я никуда не пойду. Иди одна. Я потом приду.

Вдруг раздается звонкий шлепок, и мою щеку обдает кипятком. Девчонки разом ахают. Я даже не сразу понимаю, что произошло. А когда понимаю, у меня темнеет в глазах, и в голове появляется странный звон. Она меня ударила? По лицу? На глазах у всех?

На глазах у Макса?!

– До чего ты дошла, Ангелина! С таких лет пьянки, гулянки, притоны!

– Извините, – говорит вдруг Макс, – что вы придумываете? Какие пьянки? Какие притоны? Это моя квартира. У меня день рожденья, и Ангелина у меня в гостях. У нас даже спиртного нет, мы сок пьем. Что вы на нее набросились?

– А ты мне не хами! – повышает голос мама. – И нечего мою дочь в свою взрослую компанию заманивать. Рано ей по гостям ходить. Маленькая она еще. В пятом классе об уроках думать надо, а не о мальчиках.

– В пятом? – растерянно говорит Макс. И, наверное, смотрит на меня. А я не смотрю. Я не могу встретиться с ним взглядом.

Это катастрофа. Я полностью разгромлена.

Я уничтожена.

Все остальное происходит словно во сне. Мама тащит меня к двери. Я уже не сопротивляюсь. В полной тишине мы выходим в коридор, я машинально снимаю с вешалки куртку. И вдруг сзади раздается дружный смех. И голос той, «обгрызенной»:

– Ну, Максик, ты даешь! Ты бы еще первоклассницу сюда приволок!

Этот смех меня преследует даже на улице. Он жалит меня, как рой пчел. Внутри меня, где-то глубоко в животе, растет горячий ком.

Мама идет быстро, я за ней не успеваю. Она тянет меня за руку, и мне приходится бежать, как собачке на поводке.

– Стыд! Позор! Моя дочь в квартире, где полно взрослых парней, в темноте! – громко, на всю улицу возмущается мама. – Ангелина! Как ты могла? Как же тебе не стыдно? Накрашена как уличная девка, духами разит за километр, побрякушки эти, каблуки!

Ком в животе становится все больше и горячее.

– А если бы я не успела? Если бы меня Ирочка не предупредила? А? Чем бы это все закончилось?

Я останавливаюсь, будто натыкаюсь на стену. «Ирочка»? «Предупредила»? И в самом деле, как мама узнала, где меня искать?

– Сразу видно, что хорошая девочка, приличная. – Мама дергает меня за руку. – Прибежала, волнуется, говорит, Ангелина ушла домой к взрослому парню, прямо домой. Там еще будут парни. Надо ее скорее вернуть, как бы чего не случилось. Дом мне показала. Спасла она тебя. Хорошая у тебя подруга, правильная.

Я едва переставляю ноги. Эта змея Мальцева меня сдала. Значит, именно для этого она все у меня выведывала: кто такой, где учится, где живет…

Ничего не скажешь, отомстила так отомстила. Дождалась момента.

Мама продолжает говорить. Она не замолкает ни на минуту. Она говорит, что папа обязательно примет меры. Что я теперь под домашним арестом на целый месяц. А может, и на два месяца. За мной теперь устанавливается круглосуточный контроль. Из дома буду выходить только в школу и только с мамой. И из школы она тоже будет меня забирать. Без ее ведома я не смогу сделать ни шагу.

Потом я почему-то перестаю ее слышать. Ком в животе становится огромным, он уже не просто горячий, он огненный. Он заполняет меня всю, мне нечем дышать. И вдруг внутри что-то лопается. Огненный шар выбрасывается наружу и разрывает меня на куски. Мне больно так, как не было никогда в жизни. И я кричу во всю глотку: