Виктория Ледерман - Всего одиннадцать! или Шуры-муры в пятом «Д»

Я машинально пишу в тетрадь уравнение, которое разбирает на доске Петренко. Только в голове у меня вовсе не цифры и не иксы. Я придумываю, что делать дальше, как их расшевелить, этих бестолковых мальчишек. Как их заставить бороться за меня?

Мой взгляд падает на обложку дневника. На обложке – две собачки, сидят рядышком, смотрят прямо на меня. Да, у меня дневник с собачками, а не с моей любимой поп-звездой, как я просила у мамы. Но она считает, что у меня должен быть дневник с собачками, тетрадки с кошками, а альбом по рисованию – с попугаями. Как у первоклассницы.

Почему она так не хочет, чтобы я росла?

Я смотрю на обложку дневника и вдруг вспоминаю один случай в нашем старом дворе. Мы с Юлькой сидим на бортике песочницы и едим бутерброды с колбасой, которые остались у меня от школьного завтрака. На улице жарко, как летом, а в песочнице – тень от «грибка». Неподалеку бегают две собаки. Это наши собаки, дворовые, Бимка и Дружок. Они совершенно не злые и всегда приветливо машут хвостами. Мы с Юлькой едим бутерброды и разговариваем про мальчишек.

– Хочешь, кое-что покажу? – говорит вдруг Юлька. Я заинтересованно киваю. С ней вообще очень интересно.

Юлька подзывает собак и начинает кормить одну из них, Бимку. Она дает ей кусочки хлеба и колбасы, гладит ее и нежно приговаривает:

– Собака ты моя хорошая. Ты голодная, да? Сейчас мы тебя накормим. Ты моя зверюга!

Дружок смотрит голодными глазами и пытается дотянуться до ее руки, тычется в нее носом, но Юлька решительно отодвигает его морду и продолжает ласково трепать Бимку. И вдруг Дружок со свирепым лаем накидывается на Бимку, кусает его и гонит прочь со двора.

– Поняла, мелкая? – говорит довольная Юлька. – С мальчишками так же. Будешь вот так их стравливать – перегрызутся, как собаки. Точно тебе говорю.

Сердце у меня радостно замирает. Нет, не зря я вспомнила эту историю. Я смотрю на обложку с собачками. Смотрю на Фомина и на Белоусова. И понимаю, что я буду делать.

На перемене я делаю знак Белоусову, и он несется за мной, как тот самый Бимка. Хорошо, что можно поговорить с ними по отдельности. Фомин всю перемену проведет возле стола математички из-за своей тройки с минусом.

Мы поднимаемся по лестнице на третий этаж и останавливаемся в закутке возле спортзала. Здесь почти никогда никого нет. Белоусов бледный, напряженный, и глаза у него какие-то жалкие. Будто уже знает, что я хочу сказать.

– Никита, – говорю я и кладу ему руку на плечо. Он дергается как от тока. Какие они смешные, эти мальчишки!

Я смотрю ему в глаза и продолжаю:

– Я должна тебе кое-что сказать… Ты же встретил сегодня Егора у меня во дворе?

У него даже нет голоса, чтоб ответить. Он молча кивает.

– Понимаешь, я не знаю, как быть, – трагически произношу я. – Егор мне тоже предложил встречаться.

– А ты? – спрашивает он. Я едва разбираю слова. Вместо голоса у него вырывается какое-то сипение.

– Я, конечно, выбрала бы тебя, – говорю я. – Ты мне очень нравишься.

При этих словах Белоусов краснеет как рак.

– Но Егор меня спас от вашего дикого класса, – продолжаю я. – Они же меня всей толпой чуть не растерзали. А он меня защитил, не побоялся пойти против всех. Он вообще очень смелый и решительный. И сильный. Знаешь, как он раскидал всю толпу! Он рисковал из-за меня. Разве я могу его обидеть? Как я ему скажу, что не буду с ним дружить? Это будет просто по-свински. Я не хочу быть неблагодарной свиньей. Поэтому…

Я делаю паузу и расстроенно смотрю на него. «Расстроенный» взгляд я тоже тренировала перед зеркалом.

– Ты прости меня, – говорю я почти шепотом. Делаю несколько шагов назад и горько добавляю: – Мне так нравились твои письма! И стихи.

И иду вниз по лестнице. Жду, что он бросится меня догонять. Но он стоит на месте как истукан. Неужели все так и оставит? Неужели сдастся без боя? Слабак!

На второй перемене все несутся в столовую, а мы с Фоминым направляемся в другую сторону, в подвал, где находится раздевалка. Я строю разговор наоборот, говорю, что должна встречаться с Белоусовым. Расписываю, какой он хороший и романтичный и как влюблен в меня. Рассказываю, какие письма он писал мне всю неделю, и вижу, как глаза Фомина темнеют от ярости.

– Ну как я могу сказать ему, что встречаюсь с тобой? – сокрушенно говорю я. – Он же не такой сильный, как ты. Он говорит, что не может без меня. А если он что-нибудь сделает?

– Что сделает? – не понимает Фомин.

– Ну… с собой… – шепчу я и округляю глаза. – Что-нибудь с собой сделает? Мы же с тобой виноваты будем. Нет, Егор. Мне придется дружить с ним. Извини.