Юлия Кузнецова - Первая работа

– Сколько там может быть денег? – спросил папа удивленно. – Щетка-то рублей пятьдесят стоит… Ну даже если сто…

– Это какие-то необычные щетки, – покачала головой мама. – У них особая щетина… Очень мягкая, что ли…

Или волосков этих очень много. Короче, она стоит пятьсот рублей.

– Штука? – потрясенно спросили мы с папой.

– Угу.

– Сколько же Катька должна этой компании? – спросила я с ужасом.

Мама зашевелила губами, считая, но папа опередил ее.

– Двадцать тысяч, – угрюмо сказал он и тут же воскликнул: – Не может быть такого, чтобы обычная щетка пятьсот рублей стоила! Да за эти деньги можно три курицы купить в «Пятерочке»! Ань, а что за компания?

– Откуда же я знаю, – развела мама руками. – Только название. «Ридженс», кажется.

Я достала мобильный, вышла в интернет. Нагуглила этот «Ридженс», передала телефон папе.

– Лучше маме, у меня пальцы не попадают по этим твоим кнопкам, – проворчал папа. – Посмотрите, небось какие-то обиралы. Я б зашел к ним с ребятами, у нас есть пара качков среди таксистов.

– Похоже, у них все в порядке, – упавшим голосом сказала мама, изучив ссылку. – И патент есть. И лицензия.

– А это значит…

Папа не закончил. Уставился на тарелку с кусочком пирожного. Потом взял вилку, разломил кусочек пополам, но есть не стал.

– Что, что это значит? – испуганно спросила я, переводя взгляд с одного родителя на другого.

– Что они могут подать на Катьку в суд, – устало ответила мама, возвращая мне телефон. – А главное, мы только что эти несчастные окна поставили…

– Ну конечно! – воскликнул папа. – Она в истории попадает, а ты ее вытягиваешь. И так всю жизнь!

– И так всю жизнь, – эхом повторила мама. – Ну а что делать, Коль? Не бросишь же ее…

Папа с возмущением посмотрел на маму, собираясь что-то сказать, но мама жестом остановила его.

– Она раздавлена, Коль… Была Катька, нет Катьки. Мокрое пятно. Плачет. Ошиблась, говорит. Больше никогда… И все такое. Да только…

Мама не закончила. Но мы с папой оба ее поняли. У нас не было двадцати тысяч.

Хотя нет. Были.

Я полезла в рюкзак и достала конверт. Но прежде чем я протянула его маме, папа накрыл конверт ладонью и твердо сказал:

– Нет. Маша. Нет. Так не пойдет. Я не уверен, что нам удастся вернуть тебе эти деньги к тому моменту, как их нужно будет сдать на поездку.

Я выдернула конверт и молча протянула маме. Она посмотрела на папу.

– Маша, я против, – повысил голос папа. – Ты трудилась, ты заслуживаешь свою Испанию.

– Какая уж тут Испания, если Катя в суде окажется, – прошептала я, не глядя на него.

– Эта наша проблема! – в отчаянии воскликнул папа. – Мы ее сами будем решать. Выкрутимся. Я попрошу на работе в долг.

– Ты говорил, у вас все без денег из-за кризиса…

– Ну сколько-то дадут! И мама попросит. Не волнуйся.

Не дадим мы Катьку под суд. Повторяю, это наша, взрослая проблема!

– Так все то, что ты сказал мне, неправда? – спросила я. – Насчет того, что я стала взрослой? Я не с вами?

Папа развел руками и ответил маме несчастным взглядом. Она молча кивнула и убрала конверт в свою сумку.

Маршрутка подпрыгивала на ухабах. Дождик барабанил по крыше. Я провожала пальцем по стеклу дождевые капли и думала о Дане. Сегодня меня ждал открытый урок.

Пару недель назад, когда мы с Даной, дурачась, рисовали Ирэне приглашение, мне было весело и легко представлять себя на открытом уроке. А сегодня стало страшно. Я даже решила поехать к ним не на метро, а на маршрутке, чтобы провести в пути побольше времени.

Маршрутка притормозила, и водитель закричал:

– Кто-то не заплатил!

Люди зашевелились. Кто-то переглядывался с другими, кто-то уставился на экран маленького телевизора, привинченного к потолку, по которому показывали рекламу лекарства от диабета.

– Или платите, или дальше не едем! – категорично заявил водитель.

Тут все заволновались, стали возмущаться. А до меня дошло, что это я, я не заплатила! Когда вошла в маршрутку, то долго искала кошелек, потом уселась, нашла деньги в наружном кармане, но, увидев план открытого урока, который утром накорябала на крошечном желтом листке для записей, отвлеклась и забыла…

– Подождите, – испуганно сказала я. – Прошу прощения, это я! Сейчас…

Маршрутка тронулась. Я нащупала в кармане рюкзака мелочь, отсчитала тридцать пять рублей и попросила женщину, которая сидела передо мной: