Юлия Кузнецова - Первая работа

Я подошла к пианино, чтобы незаметно вернуть на тарелку недоеденный кусочек ананаса, как вдруг заметила у стены одну фотокарточку. Старую, напечатанную еще в советское время, хоть и цветную. Папа и мама. У входа в Большой театр. У мамы в руках…

Тут я догадалась! И как я могла забыть, они же мне эту историю двести раз рассказывали! Я бросилась к папе и закричала:

– Посмотри, у нее же ананас!

– Не кричи, – страдальчески поморщился папа.

Он ткнул в меня пультом и сделал вид, что убавляет громкость.

– Ананас не у нее, а у нас, – грустно улыбнулся папа, прислушиваясь к яростному стуку ножа на кухне.

– На фотографии, папа! У Большого театра! Вы же тогда познакомились!

Папа тут же встал, подбежал к пианино, в волнении схватил фотокарточку.

– Точно, – пробормотал он, вглядываясь в мамино лицо. – Мы же познакомились под Новый год. Ей кто-то ананас подарил, а я прицепился на улице. Говорю, нет ли билетика лишнего? Она: «Нет». Я: «А ананас у вас откуда?»

Она: «Не скажу». Я говорю: «Ну хоть сфотографируйтесь со мной на память. Вы такая красивая. Как ананас».

– Не очень изящно, – заметила я.

– Не скажи, ей последняя фраза о-очень понравилась…

Папа помрачнел.

– Как же теперь? – жалобно спросил он. – Нельзя вот так подойти и сказать: «Анютка, с праздником!» Она же поняла, что я забыл.

– Надо как-то осторожно, – согласилась я, прислушиваясь к происходящему в кухне.

Мама так яростно рубила ножом, будто собиралась нам в салат покрошить не только огурцы и яйца, но и разделочную доску.

– Давай ты будто нечаянно вспомнил? – предложила я. – Иди в коридор и скажи: «Ань… А у нас сегодня вроде какой-то праздник?» Она тебе тогда сама и напомнит.

– Точно, – обрадовался папа. – Беда мне с вашей женской психологией.

Папа вышел в коридор. Снял куртку с вешалки, поискал что-то в карманах. Сделал мне знак: «Мол, уйди в комнату, не мешай». Повесил куртку, откашлялся и… И тут куртка рухнула на пол.

– Анна! – загремел папа. – Я тебя сто раз просил пришить мне петельку на куртку! Тебе все некогда… Вообще уже!

– Пришил бы сам! – отозвалась мама.

– Я и пришил! Она отваливается! – закричал папа, и я, зажмурившись и закрыв руками уши, села в папино кресло.

По экрану бежала реклама, которой даже в беззвучном режиме удавалось издавать какие-то звуки. Молодая мать-красотка в роскошном платье взбивала майонез, а отец и дети сидели, обнявшись, за столом и пели что-то радостное, вроде «ням-ням-ням-нюм-нюм-чав-чав!».

У нас на кухне стоял такой же майонез, но семейному счастью он не способствовал. «Вот клоуны», – с неприязнью подумала я, глядя на «мать» с «отцом», слившихся в поцелуе, в то время как их дети, размахивая деревянными ложками, набросились на майонез. Я разжала уши.

– Сейчас все брошу и побегу пришивать тебе петельку! – гремела мама.

– Тебе некогда! – повторил папа. – Зато у тебя полно времени, чтобы злиться на меня из-за какой-то дурацкой годовщины!

– Что-о?

– Ой-ой, – прошептала я, снова зажимая уши. – Беда с этой мужской психологией…

Мама весь вечер ходила с поджатыми губами. Она у нас маленькая, а когда обижается, делается и вовсе похожей на грустную птичку. Нос горбиком, будто клюв, глаза большие, несчастные. Куранты уже вот-вот начнут бить, а она все сидит, возит по тарелке кусок кальмара, даже за бокал не берется.

– Думаешь, еще долго будет злиться? – прошептал папа.

– До следующего года – точно, – определила я.

Тогда папа придвинул маме тарелку с ананасами. Она вздохнула тяжело, взяла кусочек, надкусила да как вскрикнет:

– Он же тухлый!

– Правда? – опешил папа.

– Да! Ты этим ребенка кормил?!

– Да, – признался папа.

– Нет, – одновременно с ним сказала я. – Вот видишь, что бы папа без тебя делал. Даже ананас не может нормальный выбрать.

– Да, точно, – закивал с надеждой папа, и мама, усмехнувшись, сказала:

– Ладно… Не буду я в следующий год обиду тащить.

Тут часы забомкали двенадцать раз, мы подскочили и стали скорее чокаться. Я загадала желание: «Пусть получится поехать в Барселону!»

А потом мы с папой выбежали на улицу. Ромка с братом были уже во дворе.

– Отходи! – вопил Ромкин брат, а тот все стоял и оглядывался, как будто кого-то ждал.

А потом увидел меня и подбежал.

– С Новым годом! – крикнул ему папа.

– Да, точно, и вас! – сообразил Ромка, а потом приблизился ко мне и покраснел.

Я поняла: дело плохо. Ромка смотрел на меня такими глазами, что видно было – влюбился. А он мне даже как друг не нравится! Я развернулась к папе, чтобы напомнить ему взглядом, что кто-то обещал «взять парнишку на себя».