Виктор Голявкин: Повести и рассказы

За собой я всегда убираю. Сам одеваюсь, песни пою — живу очень весело.

Но это всё не большие дела. Это маленькие дела. А мне хотелось большого дела. Что-нибудь очень большое сделать. И Вовке тоже хотелось. Только мы не знали, что сделать.

Первый я придумал.

— Давай, — говорю, — во дворе каток сделаем. Все будут кататься и нас вспоминать.

Вовке эта идея понравилась.

Мы снег расчистили и дрова убрали. Потом ещё подошли ребята. Стали нам помогать. Работа вовсю закипела. Потом Шурик вдруг появился. Он посмотрел, как мы трудимся, и говорит:

— Вот, вот, прекрасно! Давайте, давайте! У меня как раз коньки новые. — Стоит и смотрит на нас.

Мы ему ничего не ответили. Мы думали, он помогать нам пришёл. А он:

— Левей, левей! Вон там ещё не расчистили. Эй, Вовка, как держишь лопату? Не так надо держать! А ты что зазевался? Рот разинул? А ну смелей!

Но тут все на него закричали: «Бессовестный, — говорят, — не хочет помочь в общем деле. Малыши трудятся, а он стоит, смотрит!»

Его чуть не побили. У нас во дворе есть ребята сильные. Они бы ему задали трёпку. А то командир нашёлся. «Левей, — говорит, — давайте». Нам таких командиров не надо. Нам помочь надо, а не командовать.

Больше всех нам помог дядя Гриша, наш дворник. Без него мы бы долго ещё трудились. Когда мы всю площадку очистили, оставалось её водой полить, дядя Гриша принёс длинный шланг, привинтил шланг к трубе, открыл кран и полил водой нашу площадку. Дядя Гриша нас здорово выручил. А то бы нам пришлось вёдрами воду таскать. Хороший каток получился.

Все ребята сбежались кататься. Из другого двора прибежали. Даже Катя явилась. Тоже хочет кататься, хотя она не умеет кататься. Только Шурик один не пришёл.

Вовка мне привинтил коньки к валенкам. Так только Вовка умеет привинчивать. Я потом домой прямо в коньках пришёл. Снять-то я их сниму, а потом как надену?

Катались мы дотемна. Устали, но были очень довольны. Как — никак свой каток.

Полезное дело мы сделали. Октябрятское.

Я всё папе и маме рассказывал, какое мы дело сделали. А они мне советуют скромным быть.

Наступил Новый год. Мне купили ёлку. Я пригласил к себе Вовку на ёлку. А Вовка меня пригласил к себе. Потом Вовка меня повёл в школу на ёлку. Вовку спросили, откуда я. Он ответил, что я приглашённый. Но я не был приглашённый.

Мне было обидно, что я неприглашённый и не такой, как Вовка в собственной школе. «Ничего, — думал я, — мало ждать осталось».

В зале стояла огромная ёлка: больше, чем на работе у папы. Было много мальчиков и девочек. Играла музыка. Все смеялись.

— А подарки дадут? — спросил я.

— Непременно дадут, — сказал Вовка.

— Красивая ёлка.

— Ещё бы!

— А много подарков дадут?

— А ты что, из-за подарков пришёл сюда, что ли?

— Нет, — сказал я — Я просто так.

— Тогда не спрашивай, — сказал Вовка.

— А танцевать можно?

— Танцуй себе сколько хочешь. Елка моя.

— Как это так, твоя?

— Ну, наша, школьная. Всё равно. Это значит: моя и других, и третьих. Так что танцуй. Мне не жалко. Танцуй!

Я со всеми пел песни, плясал вокруг ёлки. Мне ёлка очень понравилась. Я забыл, что неприглашённый, и веселился вместе со всеми.

Потом Вовке дали подарок.

Вовка поровну разделил свой подарок: одну. половину дал мне и спросил:

— Тебе весело?

— Очень весело, — сказал я. — Это самая лучшая ёлка. Никогда я так не веселился.

У Вовки каникулы. Он в школу не ходит. Мы всё время с ним вместе. Вовка учит меня читать. Я все слова не могу прочесть, хотя некоторые могу. Зато Вовка всё может прочесть. Он замечательно читает. Мы вчера с ним прочли одну книжку. Он читал, а я слушал. Интересная была книжка. Про мальчика. Сначала он одеваться не мог. Его одевали папа с мамой, хотя он уже в школу ходил. Не такой уж он маленький был. Знал почти все буквы.

Это было очень смешно. Мы с Вовкой долго смеялись. Потом Вовка сказал:

— Хорошо, что мы одеваемся сами. Хорошо, что это всё не про нас. А то бы все над нами смеялись.

— Ещё бы, — сказал я. — Совсем хорошо.

Потом мы стали дальше читать. Дальше опять про мальчишку было. Про то, как он с птицей беседовал в классе. Она на окне сидела. И он с ней беседовать стал. В это время его к доске вызвали, чтоб он повторил, что учитель рассказывал. А он не мог ничего повторить, потому что не слышал. Учитель ему единицу поставил.