Евгений Мамонтов - Приключения Славки Щукина. 33 рассказа про враньё

И я спросил его: «А твой отец приедет?»

– Вряд ли, – улыбнулся Толик.

– А почему?

– Он в тюрьме сидит.

«Ого, – подумал я и потом с досадой: Ну, вот всем везет!»

– Ну что, утрем сегодня нос Бандане? – спросил Толик, весело щурясь.

«Бандана» это Костя Литовкин. Он классный гребец. Давно занимается. Может быть, даже самый лучший. Но такой всегда выступалистый. И любит покрасоваться. Обожает натягивать себе на голову красную бандану с черными черепами, типа он всех круче.

А потом заиграла музыка, и мы пошли на торжественное построение. Это значило, что родители уже приехали. Их запускали организованно всех сразу и пешком. Машины они оставили вокруг забора лагеря, кто как сумел. А были и те, кто просто приехал на автобусе или на электричке. Я молился, чтобы мои родители приехали на электричке. Это еще можно было бы как-то объяснить. А вот старую «Тойоту-Камри» с ржавыми крыльями объяснить было нельзя.

Я сразу увидел в толпе родителей свою маму в платье в горошек и с черной сумочкой, а рядом с ней в камуфляжной куртке, расстегнутой на могучей груди, шагал, широко улыбаясь, дядя Петя – мамин брат. Это было настоящее чудо! Отца я заметил не сразу, он подотстал и брел в толчее, протирая очки носовым платком.

Нам дали время поздороваться с родителями и я, подбежав, кинулся на шею дяде Пете. Он весело удивился и закричал: «Привет, племяш!» (К счастью, никто вокруг этого не услышал.) Потом я обнял маму. И нерешительно косился на отца, который стоял тут же, сунув очки в нагрудный карман рубашки, и улыбаясь ожидал меня. «Ну, мне уже надо строиться», – быстро сказал я и убежал в толпу мальчишек. Папа крикнул мне вслед: «Слава…», а дальше я не расслышал.

На какое-то время я успокоился. А потом и вовсе обо всем забыл, когда мы стали рассаживаться в байдарки и выходить на стартовую линию. Она была отмечена буйками. Всего было семь экипажей. Наша байдарка стояла крайней. До берега было недалеко, и я слышал, как щелкают на ветру флаги над трибуной. Толик, старший в нашем экипаже, обернулся и кивнул, указывая влево. Там Бандана, натянув свою бандану на самые глаза и надев темные очки, «накачивал» свою команду, кричал им что-то, но ветер уносил слова и смешивал их с обрывками музыки. Потом Бандана поднял согнутую в локте руку со сжатым кулаком и будто дернул три раза за невидимый провод. Это у них знак был такой. На удачу. Толик Зайчук приподнял свое весло от воды, плюнул на лопасть и растер ладонью. У него был такой знак удачи. Музыка оборвалась, мы все смотрели на тренера, который стоял на пирсе с флажком в руке. С того момента, как упал флажок, я мало что запомнил, потому что видел только на весла, стараясь попадать в «зацеп» вместе со всеми, но два раза подряд не попал, так что байдарку завихляло, и я подумал, что мы перевернемся из-за меня. «Не смотри на весла! Смотри вперед!» – крикнул мне Толик. А впереди я видел только его спину.

Удивительное дело, смотрел я вроде Толику между лопаток, но слева видел ритмично налегающую на весла команду Банданы, а справа трибуну, так четко, будто она была нарисована, и я ее не спеша разглядывал; я видел дядя Петю, который махал над головой фуражкой и что-то кричал, и своего отца, который весь подался вперед и так замер. А потом меня стукнули по голове и сказали: «Хорош веслом махать, мы уже финиш прошли!»

Потом еще были соревнования «двоек» и «одиночек», и я сидел, и болел вместе со всеми, и кричал, но мне как будто что-то все время мешало. Потом вручали награды. В командном зачете мы заняли второе место. И Бандана с ухмылкой смотрел на нас. Они заняли первое. А еще мне дали отдельно грамоту как впервые участвовавшему в соревнованиях. И тренер пожал мне руку. Сказал: «Молодец». А мне все равно было не по себе, и я понял почему, только когда подошел к родителям. Они собирались уезжать. Мама и дядя Петя улыбались. Дядя Петя хотел обнять меня, но я спросил, уворачиваясь: «А где папа?»

– Уехал, у него работа срочная, – сказала мама.

У меня на глаза навернулись слезы.

– Ну вот, говорила я ему, что Славка расстроится, – в сердцах сказала мама.

– Нет. Он не виноват, – и я заплакал, кусая себя за губу, чтобы быстрей прошло и никто не увидел.

После отбоя все пацаны еще долго обсуждали сегодняшние гонки. А потом, когда все уже устали и начали засыпать, Дима Хорошилов сказал мне:

– Видел твоего батю. Здоровенный такой шкаф. В камуфляже. Круто, – добавил он с уважением.

– Да, – сказал я и, помолчав, добавил, – только это не он.