Адам Шогенцуков - Солнце перед ненастьем

Теперь дедушка Машуков на пенсии, но хлопот у него не убавилось. От дел не отрывается, только чтобы поесть и помолиться. Да и молитву свою — нама́з — совершает лишь по привычке. «Нет, милый, лучше беги играй, — сказал он однажды Залиму, когда тот еще несколько лет назад вздумал было молиться, как дедушка. — Для меня это вроде отдыха, а тебе ни к чему».

Мазан рад, когда может смастерить что-нибудь для людей, любит он поплотничать. Инструменты так и играют в его руках — весело взлетает топор, заливается звонкой песней пила, рубанок плавно скользит, снимая тонкую, хрупкую стружку.

И еще одна сила преображает старика — дети. С ними он сам превращается в ребенка, неутомимого фантазера, выдумщика веселых игр и шуток.

Если бы не боязнь злых языков, Мазан, верно, все дни возился бы с ребятишками. А уж о внуке и говорить нечего: в Залиме он души не чает.

Жантину тревожила чрезмерная нежность и снисходительность свекра к ее сыну. Она понимала, что слепое обожание деда только портит мальчика. Но могла ли она, кабардинка, противиться воле старшего в доме?

И все-таки иногда она делала попытки образумить старика:

— Право, да́да, оттого, что вы сами возитесь с этими досками, Залим не научится пилить и строгать. Надо бы ему своими руками…

— Будь покойна, голубушка, он еще успеет всему научиться, — отвечал обычно Мазан. — И строгать, и пилить научится. Да разве мы готовим его в плотники? Он у нас инженером будет, таким большим инженером, что только шевельнет пальцем — и все наши горы, как сундуки, раскроют людям свои сокровища. Машину счастья придумает! Вот какого мастера я из него сделаю.

— По-вашему получается, дада, что инженеру не нужны руки. Может быть, ему зазорно знать, как пользоваться молотком и рубанком?

— Всему свое время, дочь моя, всему свое время. И молот он научится держать в руках, и рубанок, и самыми умными машинами управлять. Говорят же в народе: «Что глаза увидят, то и руки сделают». Покамест он посмотрит, как надо работать, а потом и сам начнет мастерить.

— Нет, дада, но так все это просто. Сердцем постигнешь только то, что сотворишь своими руками.

— Но ведь Залим, наш отличник, может получить двойку… Нет, нет, это не годится! Надо помочь мальчику.

— Ничего, пусть. Разок-другой получит двойку, а там, глядишь, и научится.

Такие споры между свекром и невесткой вспыхивали довольно часто. Сейчас, войдя во двор, Жантина услышала, что дед обещает мальчику сплести корзину из прутьев, которые припас для улья.

— Очень прошу вас, дада, не делайте этого, — вмешалась Жантина. — Пусть он сам нарежет лозы и сам сплетет корзину. Отличникам это тоже полезно. Довольно ему обманывать людей.

— Что ты говоришь! Кого он обманывает?

— Да всех! Табуретку, которую вы для него сделали, отнес в школу и сказал, что сделал сам. Учитель посмотрел — работа отличная, и решил послать ее на районную выставку.

— И правильно, голубушка! Ведь ее в самом деле смастерил Залим. Я только помог… ну, там, распилить… постругать…

— Короче говоря, сделали. Поэтому я и забрала табуретку с выставки. Не хотела, чтобы вы краснели за внука.

Оба — Мазан и Залим — стояли перед Жантиной молча, виновато потупившись, словно ученики перед строгим учителем. Наконец старик прервал молчание:

— Ну хорошо, душа моя, хорошо… С этой табуреткой и в самом деле вышло неладно. Лгать — ведь это все равно что убивать счастье… Но, голубушка, ты, верно, позабыла, что Залим еще совсем ребенок. Кончится детство — сотрутся все его приметы, сотрутся, как пушок на темени младенца… Не тревожься, мальчик принесет прутья и сплетет корзину… — Мазан на секунду умолк и, разведя руками, добавил: — Не знал я, не думал, что моя помощь такой ложью обернется…

— Так что же будет с корзиной? — обратилась Жантина к мальчику.

Залим стоял молча, упорно глядя себе под ноги и ковыряя песок носком ботинка.

— Скажи, Залим, скажи, родной мой! — принялся уговаривать дед.

— Ладно, сам сплету… — не поднимая головы, буркнул Залим.

Мазан поглядывал на небо и хмурился: обманули приметы, не было вчера дождя. Немного погромыхал гром, огненные иглы молний простегали пуховое одеяло туч над Бештау, а дождь так и не пролился. Для кукурузы и подсолнуха он был вроде и ни к чему, зато озимые полил бы на славу. Но дождевые тучи уползли за вершину Канжа́л.

Возле псиариши Залим возился с водяной мельницей: ленивая вода никак не хотела крутить колесо. Пришлось построить запруду и приладить желоб — старую водосточную трубу. В струях маленького водопада колесо завертелось так быстро, что вокруг него рассыпались снопы брызг.