Донат Шайнер - Сорванец

Летом я ходил в одних штанах, а вот в школу без рубашки не пойдёшь. Но я всё ещё ходил босой: обувь бабушка вынимала много позже — с первыми заморозками и дождями.

Собираясь в первый раз в школу, я не мог дождаться, когда усядусь за парту. Мне казалось, что стоит только сесть за парту, как я тут же смогу читать, писать и считать. А между тем мы только учились писать «а», «е», «и»… Я был страшно разочарован. Где уж тут читать книги или запросто написать письмо для бабушки — до этого было ещё далеко.

Бабушка ни читать, ни писать не умела. Когда она была маленькой, в школу ходили далеко не все дети. Конечно, она бы охотно пошла в школу, но где уж беднякам учиться. Сначала ей пришлось пасти у богатых крестьян гусей и скотину, а потом она стала батрачить, вот так она и не попала в школу. А если ей нужно было расписаться, она всегда ставила три крестика. Вот так примерно: +++ Занятная подпись, правда?

Во втором классе я уже кое-что читал бабушке, а в третьем классе даже написал за неё письмо. Она была рада, что я знаю больше, чем ей довелось узнать.

Как раз в третьем классе, в самом начале учебного года, наш учитель стал спрашивать учеников, чем занимаются их отцы. У меня отца не было, но учитель хотел хотя бы знать, как его звали.

— Так же, как меня! — отвечал я.

Но учителю показалось этого мало. Он спросил:

— А почему это твоего отца назвали Донатом?

Тогда я ещё не знал, что ему ответить. Имя действительно странное. Кругом сплошные Пепики, Еники, Франтишки, и вдруг — Донат. Лишь позже бабушка рассказала мне, почему не только меня и моего отца, но и дедушку звали Донатом.

Мой прадедушка, отцов дедушка, торговал скотом. Однажды он гнал на ярмарку целое стадо — голов 120. Кажется, из Раковника, куда-то до самого Иозефова. И там он всё это стадо продал. Вот денег было, наверное! Все свои дукаты прадедушка засунул за пояс, как это делали тогда все торговцы. И он, конечно, был очень доволен. Но когда он уснул, усталый, кто-то снял с него этот его пояс с деньгами.

Прадедушка заснул богатым, а проснулся без гроша. Расстроенный, он отправился восвояси. В поле возле Чистой-у-Раковника стояла часовня со статуей святого Доната. И перед ней дедушка дал обет: «Святой Донат, если мне удастся опять заработать столько, сколько вор у меня отнял, я назову сына в твою честь. Он будет зваться Донатом!»

Вот так и пошло: дедушка был Донат и отец был Донат, но, видно, всё впустую. Святой Донат так и не сумел устроить, чтобы нам жилось в достатке. И при нашей бедности дедушка спокойно мог зваться, скажем, Алоизом, отец — Франтишком, а я хоть Ярославом.

Так забрело в нашу семью это странное имя, только потому что прадедушке хотелось разбогатеть снова. Но святой не помог. Ни ему, ни бабушке!

Она целыми днями работала в поле, а получала гроши. Поэтому я ходил без сапог и без зимнего пальто, и мне часто хотелось съесть больше, чем бабушка могла мне дать. И мне приходилось подрабатывать, где только можно. Но денег всё равно не хватало.

Когда мне нужны были деньги на учебники и тетрадки, бабушка мне их дать не могла, как я ни просил. Она говорила мне:

— Если нужно — заработай, у меня есть только-только на еду. И вообще иметь свой учебник не обязательно, а вместо тетради можно взять кусок бумаги. Писать ты умеешь, читать тоже — этого достаточно. Профессором тебе всё равно не быть. Я вот до седых волос дожила, а читать не научилась. Главное, чтобы руки были крепкие, они тебя и прокормят!

Теперь-то мы уже знаем, что в жизни человеку нужны не только руки, но в те времена…

Бабушка думала по-своему, господин учитель тоже думал по-своему. Нет книжки — двойка. Нет тетради — останешься после уроков. Как тут было радоваться школе?

Кой-какие подержанные учебники одолжил мне учитель, но некоторые страницы в них были попорчены, других и вовсе не хватало, так что вид у них был не ахти какой.

Портфелей у нас тогда не было, поэтому книгам у меня доставалось: и дождь на них попадал, и снег, и в грязь они, бывало, падали.

Всякий раз, встречая бабушку, учитель говорил:

— Он у вас парень неглупый, ничего не скажешь, но — сорванец. Возможно, он водится с плохой компанией.

При чём здесь плохая компания! Я был не лучше и не хуже своих приятелей. Но держались мы всегда вместе, как учитель нас ни рассаживал.

В третьем классе я сидел на предпоследней парте с Франтишком Новаком. Вернее, за одной партой сидели трое. Между мной и Франтишком сидел Кадлец, богатеев сынок. Он ходил в школу с бутербродами, а мы — с голодными желудками. Хлеб у Кадлеца был с маслом или со шкварками, а то и с другими вкусными вещами. А в бутылке от лимонада — кофе с молоком. Сколько я его ни просил, он мне ни разу даже кусочка попробовать не дал. Что и говорить, жадина.