Павел Ковалев - Андрейка

Птицы уже начали славить зарю, но человеку внизу зари не было видно.

Пришло время, над всем лесом встала заря, и охотник увидел: высоко на сучке птичка свой клювик то откроет, то закроет.

Это зорянка поет, зорянка славит зарю, а отчего ему ее песни не слышно — это оттого, что зорянка поет, чтобы славить зарю, а не самой славиться перед людьми... И вот мы считаем, — Андрейка на некоторое мгновение остановился и передохнул,— что как только человек станет славить зарю, а не ею славиться, так и начинается весна самого человека».

Андрейка осторожно закрыл книгу и бережно положил ее на этажерку в углу их с Юрой комнаты.

Ему очень захотелось сейчас же, сию минуту, поговорить с кем-нибудь о прочитанном, обменяться мыслями о весне самого человека.

А в комнате он был один. Дядька Мартын, как обычно, на работе, Нина и Юра убежали во двор, а Варвара Максимовна занята своими делами на кухне.

Андрейка медленно, как взрослый, зашагал по комнате. По-новому открылся ему подвиг матери. Как правильно поступила она! Всем сердцем своим включилась в народное дело и отдала ему себя без остатка. Боролась сама и искренне радовалась успехам отряда. Андрейка почувствовал, как в сердце его хлынула новая волна любви к матери, и он, как никогда раньше, был благодарен ей за верную дорогу, на которую она вывела его, за то, каким он сегодня стал, каким его знают и уважают в школе, в отряде, в семье.

Неожиданно в комнату ворвался Юрик, раскрасневшийся и возбужденный.

— К Толику Казачку учитель пришел,— громко, но таинственно сообщил он.

— Зачем? — заинтересовался Андрейка.

Юра смутился, не ответил.

— Не по тому ли самому делу? — догадался Андрейка.

— Может быть.— Юрик кивнул головой и виновато опустил глаза.

Он знал, что Толик Казачок поступил так, как и сам он однажды. Толик солгал родителям, будто потерял дневник, а учителям сказал, что забыл его дома. Он получил подряд две двойки и не хотел, чтобы отец узнал об этом. Классный руководитель случайно встретился на улице с отцом Толика и разговорился. И все выяснилось. Теперь учитель пришел к Казачкам, чтобы в присутствии Толика поговорить с отцом о его поведении.

За последнее время между Андрейкой и Юркой установились дружеские отношения. Юрик дал себе честное пионерское слово, что больше не повторит своих нехороших поступков и всегда будет дружить с Андрейкой.

Часто они вместе ходили в кинотеатр, недавно открывшийся недалеко от их дома. Любили гулять по центральным улицам. Такие прогулки очень нравились Андрейке: он все время смотрел на встречных прохожих, надеясь увидеть знакомое, родное лицо.

Мартын и Варвара Максимовна все видели, все понимали и, конечно, молчаливо сочувствовали. Знал об этом и все понимавший теперь по-иному Юра. Но, чтобы не выдать свои чувства и этим не обидеть Андрейку, всегда разговаривал с ним добрым тоном. Так и теперь: заметив, что Андрейка не обратил внимания на его растерянность, Юра выпалил:

— Пойдем гулять, завтра же воскресенье.

— А куда? — спросил Андрейка.

— Ну конечно, на Советскую!

Стояла зима. Мороз, правда, был не очень сильный. Сеял легкий, совсем сухой снежок. Мальчики вышли из дому и сразу подставили лица снежинкам. Снежинки липли к щекам, к ресницам, таяли на губах.

До Советской улицы было далековато. Хлопцы, будто случайно, свернули на заснеженную площадку, где обычно играли малыши, и начали лепить снежки. Но снег был сухой, и снежки не получались. Тогда друзья начали бороться. Они с удовольствием падали в снег и поднимались на ноги без всякой охоты. Так и играли, забыв обо всем.

А снегопад усиливался. Снежинки становились мохнатыми. Вокруг словно бы потемнело.

Мальчики всмотрелись друг в друга. До чего же они стали смешные! Лица красные-красные, руки тоже, а все остальное — белое. У Юрика даже нос в снегу, а у Андрейки брови, как у деда-мороза.

— Ты как полярный медведь,— сказал Андрейка.

— А ты на сторожа магазина похож,—засмеялся Юра.— Весь будто в муке.

Юра втянул руку в рукав пальто и начал пустым рукавом сбивать снег с одежды Андрейки.

— Все равно налипнет,— отстранился Андрейка.— Так даже лучше: замаскированные.

— Правильно,— согласился Юра,— Нина нас сейчас и не узнала бы.

— Разве что по голосу.

...Вволю нагулявшись, мальчики лишь под вечер вернулись домой. Долго отряхивали с себя снег, чтобы не нести его в квартиру, долго стучали валенком о валенок. Но Варвара Максимовна все равно встретила их сердитым вопросом: