Л. Пантелеев - Твои ровесники

Повернулся и пошел к своему месту.

Зал гудел от аплодисментов.

Утром голос Петра Ивановича-младшего гудел на все общежитие:

— Вставай… День мировой… Золотой… А солнышка сколько… За год его столько не было…

Ребята повскакали с постелей, хотя после вчерашнего торжественного заседания, концерта и кинокартины хотелось еще спать и было очень рано.

Вскакивали и бежали умываться. Завтрака еще не было — рано.

Высыпали на площадку перед общежитием, как воробьи на жердочке, расселись по бревнам, раскатанным возле дома.

— Я так полагаю, — рассуждал Петр Иванович-младший, — двора нашего на пять домов хватит. Кончаем мы работу в восемь, а летом солнышко без малого до одиннадцати бывает… Если нам тут волейбольную площадку организовать, так мы еще после завода поиграть можем. Правильно, ребята?

— Футбол лучше, — возразили с соседнего бревна.

— Футбол, — запротестовал Самойлов, — ему тут простора мало… Его туда, — он показал на поле за территорией двора. — Только ведь, ребята, за нас никто ничего делать не станет. Самим придется площадку готовить.

— Ну и что?

— А то, что приниматься за это дело надо будет.

— Два праздника у нас.

Петр Иванович-младший задумался.

— Отставить!.. Праздник для отдыха… Предлагаю после завтрака уйти всем в лес. Щеглы там, ребята, птицы разные… Поют…

Глаза сразу загорелись, весь подался вперед, зашептал:

— Тут за лесом озерко есть. Рыба в нем водится… Утки бывают. Может, подстрелим одну или две, и рыбы половить можно… У меня вот что есть!.. — И он вытащил из кармана большую новую рогатку. — Если бы подстрелить утку, суп можно сварить, а то столовская затируха надоела.

Помолчав, добавил:

— А вечером площадку ладить станем.

Вдруг сорвался с места.

— За мной, ребята! Звонок на завтрак был.

И первым ворвался в столовую.

Праздничные дни мая, промелькнувшие так солнечно и ярко, ушли далеко, забылись. А в те дни ребята бродили по лугам, жгли костры у озерка, лазили в камыши в надежде подстеречь зазевавшуюся утку и подстрелить ее из рогатки. Вернулись с лугов только к вечеру, а после ужина строили площадку для волейбола. Раза два после праздников успели даже сыграть на площадке, и на этом кончилось все.

Каждое утро радио приносило все новые и новые, все более тревожные вести: враг идет по Украине, враг рвется к Волге, собирается захватить Кавказ. Советские войска отступали под его натиском, отступая, требовали от тыла: «Снарядов! Вооружения! Боевых припасов! Скорее и больше!»

— Слыхали? — спрашивал каждое утро начальник цеха, и они отвечали только кивками головы, молча расходясь по своим местам.

Как-то получилось само собой, что в эти дни ребята начинали работу минут за десять-пятнадцать до гудка, а в обеденный перерыв со всех ног бежали в столовку и возвращались так же до гудка и без отдыха становились на свой пост. А бывали такие дни, когда обед приносили им в цех, и ребята ели его тут же у станка, без перерыва работы. Гудок объявлял конец дня, но его не слыхали: работа продолжалась.

На доске показателей в эти дни появлялись новые цифры, которых раньше не знавал цех: 160, 163, 165, 169… И в отдельных клетках: 190, 201, 217… Впереди, как всегда, был Петр Иванович Самойлов.

Он похудел, осунулся, под глазами появились синие круги, и в то же время он рос, вытягивался. Короткими становились брюки, широкими стали в поясе, отчего все время приходилось подтягивать их.

Ребята смеялись:

— Срежь у пояса, подшей внизу, будет как раз…

А радио продолжало волновать, приносить тревожные слова: «Страна в опасности! Враг рвется к Волге, к Сталинграду! Враг на Кавказе!»

Заводоуправление требовало:

— Напрягайте силы! Больше продукции для фронта!

В иные дни приходилось забывать, что кончился день и начинается ночь. Бывало, что ребята отдыхали каких-нибудь полчаса-час и становились на ночную смену.

— Какой ты красивый! — неожиданно для себя самого однажды вскрикнул Петр Иванович, заметив ввалившиеся глаза, бледные щеки своего тезки.

Озорная улыбка пробежала по лицу младшего. Сощурил глаз и, будто не обращаясь ни к кому, ответил:

— Чем кумушек считать трудиться, не лучше ль на себя, кума, оборотиться?

— Это ты к чему? — опешил старик.

— Насчет красоты… Поглядели бы вы, товарищ начальник, в зеркало… Соревноваться с вами могу… Тоже, лучше не надо…

— Думаешь? — растерялся старик.

— Вижу, Петр Иванович.

Старик махнул рукой:

— Нам с тобою не жениться. Ладно и таким. Фронт бы вовремя обеспечить нашей продукцией, вот что важно.