Сара Пеннипакер - Дорога домой [litres]

– Я всё понял… – Потрясённый, он снова поднял её и прижал к горлу, под подбородком. Эта дрожь, эта неспособность держать равновесие… всё как у тех енотиков, про которых рассказывала Джейд. – Это вода. Ты пила отравленную воду.

Мелькнула безумная мысль: Джейд говорила, как выводить из организма тяжёлые металлы – нужно молоко, активированный уголь, что-то там ещё… Может, он сумеет вылечить эту малышку и потом выпустить на волю?

Но нет. Полное восстановление невозможно, сказала Джейд. А в дикой природе необязательно даже иметь серьёзный недуг – достаточно и небольшого изъяна, чтобы не выжить.

Прежний Питер – тот, каким он был до Пакса, – взял бы её к себе и растил бы. Но он-то теперь не прежний. А у этого, нового Питера есть только один выход. Он поступит гуманно – так, как должен был, по словам отца, поступить с Паксом.

– Прости, – сказал он лисёнку. – Ты не будешь страдать, обещаю. Но я не могу сделать это здесь. Вдруг твой папа ещё не ушёл далеко. Или вдруг он решит вернуться.

Питер усадил девочку-лисичку в рюкзак, на коробку с прахом, чтобы её ничем не придавило. С рюкзаком на плечах пошёл в сарай за лопатой, а оттуда – в подвал, в мастерскую, где отец хранил охотничье ружьё.

Питер в жизни не прикасался к этому ружью. Отец несколько лет уговаривал его научиться стрелять, но Питер всегда отказывался. Его мутило от одного только взгляда на ружьё – сразу вспоминались те слова отца: помочь умереть безболезненно.

Теперь он протянул руку и взял его.

И, с лопатой в одной руке и ружьём в другой, зашагал на кладбище.

Спустя всего несколько прыжков потребность вернуться за дочерью сделалась невыносимой.

Пакс остановился. Протиснулся сквозь густую весеннюю поросль, осторожно высунул голову.

Увидел, как Питер опускает его дочь на землю, – и мышцы ног задрожали, готовясь помчаться к ней.

Но Питер опять поднял её, и нежно прижал к шее, под подбородком, и заговорил с ней очень ласково и заботливо, и она перестала извиваться.

Однако Пакс всё ещё колебался. Он разрывался на части.

И тут Питер посадил крошечную лиску в свой рюкзак.

Тревога отпустила Пакса. Рюкзак был для его мальчика священным хранилищем. Сезон за сезоном, год за годом Питер носил рюкзак при себе, на себе. Да и самому Паксу он когда-то служил приютом.

Теперь он точно знал: дочь будет в безопасности.

Пакс развернулся и побежал. Быстрее и быстрее. Он будет бежать весь день, он будет бежать всю ночь. Бежать, пока не добежит до норы под крыльцом сарая на Заброшенной Ферме.

И не потому, что там – лисы, которые любят его и ждут.

Не потому, что всё вокруг поёт в предвкушении лета с его чудесным изобилием.

Он будет бежать, потому что иначе у него разорвётся сердце.

Питер остановился перед решётчатыми воротами кладбища – ноги вдруг вросли в землю, отказываясь шагать.

Он шёл сюда по Главной улице, прямо по середине проезжей части, и ему было не по себе от того, что за всю дорогу он не услышал ни одной машины. Через месяц или даже раньше, когда Воины Воды всё очистят, люди начнут возвращаться – вот тогда ему станет легче. Но и труднее. Джейд правильно сказала: тринадцатилетним не разрешается жить одним, без взрослых. Это тоже проблема, которую предстоит решить. Но не сегодня.

Он шагнул вплотную к воротам, вглядываясь сквозь прутья. Кладбищенские лужайки, всегда аккуратно подстриженные и прополотые, уже год стояли неухоженными. Надгробья утопали в лохматых травяных коврах, усеянных одуванчиками и васильками.

Питер толкнул калитку и пошёл по тропинке вверх, к маминой могиле. Стояла такая тишина, что слышен был хруст каждого камешка под ногами.

У маминого надгробного камня, приютившегося в тени гигантского вяза, Питер отложил в сторону лопату и ружьё. Куст горного лавра, который посадили они с отцом, пышно разросся и выглядел в густой траве так уютно, что Питеру даже стало чуточку легче.

– Лучше, когда он нестриженый, – произнёс он вслух. – Знаешь, мам, тебе бы, наверное, тоже так больше понравилось.

Питер снял рюкзак, поставил на землю. Извлёк коробку с прахом, снова застегнул рюкзак на молнию. Потом открыл коробку, достал из неё туго затянутый мешочек и развязал шнурок.