Уве Тимм - Мышонок-путешественник

Чужие мыши предложили нам остаться и поделились с нами своими скудными запасами еды. Несмотря на раннюю осень, в шахте было уже довольно холодно. Тянул сильный сквозняк, а обитая жестью труба была гладкая и неуютная.

Мусор из квартир, как и прежде, выбрасывали в мусоропровод, и отходы навсегда исчезали в подвальном контейнере. Мыши рассказали нам, каких усилий стоило найти пропитание в окрестностях. Я спросил, почему они больше не ходят за едой на вокзал. Они ответили, что путь на вокзал стал очень опасен. За это время через центр города проложили скоростное шоссе, и пересекать его было опасно для жизни.

Я показал Вильгельму то место, где раньше стоял старый сарайчик. Трава во дворе была вытоптана и пожухла. Оставаться здесь нам не было никакого смысла. Ведь, во-первых, ездить на поездах куда удобнее и интереснее. А во-вторых, я всё-таки очень хотел увидеть своих родителей, братьев, сестрёнку и конечно же дедушку и Изольду.

Мы с Вильгельмом решили подождать, пока приедет этот фермер, и забраться в его машину. Может, так мы сможем выйти на след моей семьи.

Наконец настал четверг, и с утра мы услышали крики: «Кар-р-ртош-ш-шка, один евро за кило!» Фермер приехал на грузовичке и остановился на дороге перед домом. Женщины и мужчины с сумками и авоськами выстроились в очередь. Фермер взвешивал картошку прямо в кузове. Незаметно подойти к машине нам было совсем непросто, ведь люди в очереди в основном, стояли молча и смотрели перед собой. Я вспомнил Пьера: не бежать, а шагать.

Так мы с Вильгельмом и пошли по тротуару, спокойно, хоть и с колотящимися сердцами, мимо людей в очереди, дошли до грузовика и по колесам забрались под брезент кузова.

Фургон был полностью загружен мешками с картошкой. На полу тоже валялись картофелины. Мы спрятались за мешком в самой глубине кузова, возле водительской кабины.

Вскоре машина поехала, но то и дело надолго останавливалась, и мы слышали, как фермер зазывает покупателей: «Кар-р-ртош-ш-шка, один евро за кило!». Мы слышали, как он вытаскивает мешки из кузова, как сыплется картошка, как фермер ширкает совком и насыпает картошку на весы, а потом говорит: «Четыре евро».

Мы ужаснулись, когда поняли, в каких количествах люди покупают и уносят картофель. Чем больше времени проходило, чем чаще фермер останавливался, чем больше он продавал, тем ближе он подбирался к мешку, за которым сидели мы. В конце концов наш мешок остался последним в кузове. Грузовик опять остановился, фермер забрался в кузов, схватил мешок и высыпал его. Но мы успели отскочить и спрятаться за двумя крупными клубнями. Так что он нас не заметил.

Однако потом фермер стал собирать и продавать ещё и ту картошку, что валялась на полу. Потом он снова поехал дальше, и я подумал, что если он остановится ещё раз и продаст последние оставшиеся клубни, то неизбежно нас обнаружит.

Нам повезло — фермер больше не останавливался, а поехал через город. Водил он как дикарь, всё время резко тормозил и разгонялся. Нам приходилось уворачиваться от катавшихся по полу картофелин, чтобы нас не пришибло.

Как же всё-таки хорошо, спокойно и удобно ездить в поездах. От качки, тряски и бензиновой вони у меня сначала закружилась голова, а потом мне и вовсе стало плохо. Ещё немножко, и меня бы стошнило. Но, к счастью, грузовик наконец остановился. Мы приехали на фермерский двор.

Когда мы выбрались из машины, уже смеркалось.

- Ичто таперича? — спросил Вильгельм.

— Надо кого-нибудь спросить, — ответил я.

— Токмо берегись, там вон кошка, — предостерёг меня Вильгельм.

Тут мы заметили пролетающую мимо летучую мышь. Я обратился к ней и спросил, не известно ли ей о мышиной семье, что приехала сюда из города полгода назад. Летучая мышь описала круг и покачала крыльями, что, похоже, означало «нет».

— Шухер! — крикнул Вильгельм. — Кошка!

Та подкралась потихоньку и была уже в одном прыжке от нас. Мы бросились в первую попавшуюся норку в земле. Но эта норка оказалась такой мелкой, что кошка без труда вытащила бы нас оттуда когтями. Мы, распластавшись, припали к земле.

Однако эта кошка оказалась явно не столь хитроумной, как парижские коты. Она просто села перед норкой и стала ждать.