Вячеслав Тычинин - Птичий перевал

Увидев Даньку, Моргачёв, словно прощаясь, слабо махнул рукой. Этот жест дяди Сидора, который столько раз брал его с собой на рыбалку, рассказывал фронтовые истории, пробудил Даньку от оцепенения. Всё внутри Даньки напряглось. Он заметался, потом пригнулся и что есть силы побежал вдоль рельсов. Вскочить на второй тормоз, затянуть его!

Больше ничего Данька подумать не успел. Первый вагон обогнал его. Второй… третий… Как во сне, Данька увидел ступеньки тормозной площадки, которые быстро обгоняли его. Он прыгнул и ухватился за железный поручень. Вот когда пригодилось ему уменье вскакивать в поезд на ходу!

Даньку сильно рвануло, потом швырнуло наземь и поволокло.. Совсем близко, у самых ног, стучали колёса. Но не было сейчас такой силы, которая заставила бы Даньку разжать пальцы!

Как удалось ему подтянуться на руках, вскарабкаться на нижнюю ступеньку, он и сам не помнил. Книжка куда-то исчезла, из ободранных коленок текла кровь, но, закусив губы, Данька всё же поднялся на площадку.

Не теряя ни секунды, бросился к рычагу, вцепился в него обеими руками. Завизжали чугунные колодки, запахло горелым железом. Скорее, скорее! Затянув тормоз насколько хватало сил, Данька с ловкостью обезьяны взобрался на крышу вагона.

Здесь скорость казалась ещё больше. Вагоны качались, скрипели. На крутом повороте Данька едва не скатился вниз. Но всё-таки он ползком добрался по крышам до последнего, третьего тормоза. Не попадая трясущимися ногами на скобы, повиснув на руках, Данька спустился вниз.

Когда и этот тормоз был затянут, Данька, прерывисто вздохнув, осторожно выпрыгнул с площадки. Вагоны катились под уклон по-прежнему, но скорость больше не нарастала. Прогремел мостик через ручей. Пронеслась мимо будка путевого сторожа. Обходчик, растерянный, с красным флажком в руке, стоял у полосатого шлагбаума. Станция близко. Неужели они врежутся в составы?

Внезапно Даньке пришла в голову мысль, что колодки быстро истираются, и тормоза ослабевают. Он кинулся к рычагу и, действительно, подтянул его на два полных оборота. Надо было возвращаться на среднюю площадку, подтянуть тормоз и там.

Очутившись опять на крыше, Данька привстал на коленях. Скорость заметно уменьшалась. Но и станция открылась, как на ладони. К входным стрелкам бежали люди. Колючий страх заполз в сердце Даньки. Он зажмурился, упал ничком на крышу, ожидая страшного удара.

Данька не видел, как почти из-под колёс вывернулся стрелочник, успевший-таки перекинуть противовес стрелки. Колёса прогрохотали по ней. Вагоны дёрнулись в сторону и покатились по единственному свободному пути мимо водокачки, пакгауза, вокзала…

Всё тише стучали колёса. Вагоны замедляли ход. Едва веря тому, что жив, Данька открыл глаза, приподнялся. Станция осталась позади.

На небольшом подъёме, у входного семафора, взбунтовавшиеся вагоны остановились. С трудом переступая ослабевшими ногами по скобам, Данька спустился на землю и сел на бровку полотна. Припадая на протез, подбежал Моргачёв, обнял Даньку, затормошил его.

- Ух, и молодчинище же ты! Да как ты сумел, парень? И меня, и вагоны спас. Если б не ты, нипочём бы на станции не поспели стрелку перекинуть. Ну, Данька, золотой ты человек! Просто герой!

От станции бежали люди. Данька различал впереди Шуру Соколову. Сзади торопилась мать. «Ох, и всыплет же мне сейчас мамка! Она, небось, видела, как я на крыше катил».

Но Мария Блинчикова, к большому недоумению Даньки, схватила сына, прижала к себе, смеясь и плача.