Юрий Яковлев - Самая высокая лестница

Теперь, вспоминая детские годы, я испытываю чувство неловкости за своё позорное крушение. Передо мной возникает полутёмная, пахнущая керосином мастерская, куда я на своих плечах, прихрамывая, принёс пострадавший велосипед, хмурый мастер, который пробурчал слово «восьмёрка!» и взял сверкающую трепетную машину в чёрные от копоти руки… И всё же восторженное, таинственное чувство к велосипеду не покидает меня и теперь. И когда среди уличного шума вдруг весело задребезжит знакомый серебряный сигнал и на солнце сверкнут два трепещущих диска, я испытываю радостный толчок и сразу переношусь в далёкое время, когда велосипед занимал в моих мечтах место рядом с рыцарскими турнирами, гонками ковбоев и атаками красной конницы.

Неудивительно, что теперь, встретив в школьном музее велосипедный руль, я потянулся к нему, как к старому знакомому. Меня поразило, что руль лежал среди старых штыков, солдатских котелков, «рубашек» от гранат, противогазных коробок, автоматных дисков и прочих реликвий войны, собранных пионерами. Кроме того, руль не сверкал весёлым никелем, а был тёмным, шершавым и только уцелевшие искорки никеля поблёскивали на нём. У звонка была потеряна верхняя чашечка, и весь нехитрый механизм — пружина и молоточек — был ничем не защищён.

Я спросил ребят:

— Откуда взялся этот руль?

— Нашли на дне реки, — ответили они.

— Зачем же вы принесли его в военный музей?

— Он и есть военный… Наверное, на дне лежат рама, колёса, седло… Вы слышали о велосипедисте?

О велосипедисте?! Я слышал о многих велосипедистах. О шоссейных и о трековых гонщиках. Кем из них был тот, чей руль, поржавевший и безжизненный, лежит в школьном музее?

— На какой дистанции он прославился?

Ребята непонимающе переглянулись.

— Мы не знаем, какая у него была… дистанция.

— Чем же он знаменит, ваш велосипедист?

— До войны его в нашем городе знали все. Он был единственным мальчиком, у которого был свой двухколёсный велосипед. Выиграл его по лотерейному билету Осоавиахима.

— По лотерейному билету?.. Везучий!

Это восклицание как бы донеслось из моего детства. Перед моими глазами сразу возникла фотография, на которой был изображён мальчишка в полосатой футболке и в кепке с большим козырьком. Одна рука сжимала руль, другая царственно лежала на седле. Везучий!

— Нет, — возразили мне, — он не был везучим. В день, когда наш город освободили от фашистов, он подорвался на мине вместе со своим велосипедом.

Странная связь возникла между мной и «везучим» велосипедистом. Словно мы с ним были когда-то знакомы, ещё до войны, в детстве, когда он на самом деле был везучим, а я так и не стал обладателем велосипеда. Даже не научился сидеть в седле. Я почему-то вспомнил полутёмную, пахнущую керосином мастерскую и закоптелые руки, словно вынутые из огня руки мастера… «А потом он подорвался вместе со своим велосипедом».

Я узнал, что велосипедист действительно мечтал стать гонщиком, и его каждый день видели на дорогах, он даже ездил по первому снегу. Но когда началась война и город заняли фашисты, он завернул свою машину в промасленную тряпку и зарыл её в землю. Но жители города всё равно продолжали его звать Велосипедистом.

Он появился на своём велосипеде в день, когда фашисты, боясь окружения, сами оставили город. Он мчался по пустым улицам города, как вестник освобождения, и был так счастлив, словно только что выиграл велосипед по лотерейному билету. За годы оккупации он вытянулся, и, чтобы коленки не упирались в руль, ему приходилось отставлять их в сторону. А это очень смешно, когда рослый едет на маленьком велосипеде. Есть даже такой номер в цирке. Он не разучился кататься и не расстался с мечтой стать гонщиком. Может быть, в этот первый день свободы он выехал на свою первую тренировку. И его появление на улицах жители города восприняли как возвращение доброго времени.

Люди выглядывали из окон и кричали ему:

— Эй, Велосипедист, давай жми на всю железку!

И он жал, словно хотел накататься разом за все долгие дни, когда велосипед лежал в земле. Он ловко объезжал воронки от снарядов, горящие дома дышали ему в лицо упругим жаром. Женщины, глядя ему вслед, плакали. Нет, они не знали, что он подорвётся на мине, — они плакали от радости, что вернулась свобода.

К вечеру в городе появились наши танки. Они шли плотной колонной, окутанные тяжёлым облаком пыли, и от их поступи дома вздрагивали, как от подземных толчков. Танки спешили за отступающим врагом, им некогда было делать остановку в освобождённом городе.