Георгий Скребицкий - От первых проталин до первой грозы. Повесть о детстве

Кто где был - кто на столе, кто под столом, я верхом на товарище, - все так и замерли. Почудилось или нет?

Зловещий крик повторился. Вихрь смятения, и все на местах, все за книгами, какую кто только успел схватить.

Секунду до этого класс представлял собой палату буйно помешанных. Секунду спустя он превратился палату тихих маньяков. Все сидят, уткнувшись в книги, и, не обращая друг на друга никакого внимания, на разные голоса барабанят, завывают, трубят - кто французский, кто немецкий, кто божий закон, кто географию. Все галдят, и в то же время каждый чутко прислушивается к тому, что творится за дверью.

Вот она распахнулась. Крики, ругательства и отчаянные шлепки врываются в комнату вместе с морозной свежестью.

Елизавета Александровна в шубе, в тёплом платке, в калошах, не раздеваясь, ломится в комнату. Одной рукой она тащит за ухо Бориса, другой наделяет его отборными шлепками.

Где она его поймала? Вид у Борьки совсем домашний. Он без шапки, в рубашке, даже ворот расстёгнут.

- Мария Михайловна, да что же вы тут смотрите? - обрушивается она на перепуганную наставницу. И, не дожидаясь её ответа, продолжает гневно кричать: - Вхожу во двор, а этот мерзавец летит навстречу. В руках снежок, гонится за петухом. Петух не знает куда деваться, через забор, на улицу, а этот, этот… - она тычет пальцем Борьке в затылок, - этот прохвост со всего маху мне прямо в живот. Чуть с ног не сбил.

Она, обессилев, опускается в кресло, всё ещё не выпуская из рук Борькино ухо.

- Ну, погоди, голубчик! Я сейчас с тобой расправлюсь… Митенька! громко, но уже совсем другим голосом кричит она.

Из соседней комнаты мигом выскакивает её любимчик. Ясно, что он стоял за дверью и подслушивал.

- Митя, - устало говорит бабка Лизиха, - будь добр, дружок, сходи во двор, кликни сторожа Семёна. Да пусть вожжи захватит. Борьку пороть.

- Я не дам! Не смеете! Я папке скажу! - пытается протестовать Борис, но получает пару увесистых шлепков и смиряется.

- Митенька, пальтишко надень, а то простудишься! - кричит вслед Елизавета Александровна.

Мы все сидим, застыв на своих местах, в ожидании чего-то страшного и в то же время занятного. Бедный Борька! Все его злоключения вызывают у нас, помимо сочувствия к нему, ещё и невольную улыбку.

Вот он стоит сейчас перед бабкой Лизихой красный, потный, весь какой-то растерзанный. Его ждёт неминуемая экзекуция. Его посиневшее ухо - в неприятельских руках. И всё-таки весь вид его будто говорит: «Ну что ж, что высекут, а я всё-таки не покорюсь!»

Хлопает входная дверь. С постной рожицей и блестящими от радости глазами входит Митенька. За ним в дверях появляется огромная фигура сторожа с вожжами в руках.

- Чаво вам, хозяйка, надоть? - безразличным голосом спрашивает.

- Семён, бери его, помоги мне выпороть.

Семён так же лениво, вразвалку, подходит к Борису, берёт его за плечо, тащит через переднюю в спальню. Борька отчитается изо всех сил, гневно кричит:

- Пусти, не смей, лапке пожалюсь!

- Иди, иди, не балуй! - тащит его Семей. Елизавета Александровна поспешает следом. Процессия скрывается в спальне. Дверь захлопывается.

- Ой, батюшки мои! - всхлипывает в уголке Мария Михайловна. - Ведь просила вас всех: будьте потише, не деритесь. Не озорничайте!

Мы не слушаем её причитаний. Мы слушаем только то, что творится за дверьми в спальне.

Оттуда доносится шум возни, потом звонкие удары вожжей, поросячий визг Борьки и свирепые окрики Лизихи:

- Я тебя отучу, я тебя отучу! Вот тебе, вот тебе!.. Затем опять возня, опять крик Борьки, но уже не поросячий, а гневный, протестующий:

- Я тятьке пожалюсь! Он вам даст!..

- Поговори ещё, негодяй! - орёт Лизиха.

Дверь распахивается. Борька выскакивает красный, потный, как из бани, на ходу застёгивая и приводя в порядок штаны.

- Куда?! Назад! - вопит бабка Лизиха. - Семён, хватай его!

Но Борька уже накинул куртку, шапку в охапку и был таков.

- Ну, погоди, подлец, я тебя завтра ещё раз выпорю! - кричит она вслед беглецу.

- Хозяйка, мне можно идтить? - равнодушно осведомляется Семён.

- Иди с богом, спасибо тебе, - говорит бабка Лизиха.

- А вожжи брать ай здесь оставить?

- Зачем - здесь? - сразу не может понять старуха.

- Вы же ещё завтра его посечь собирались.

- Ну, когда понадобится, тогда и принесёшь. А то дедушка увидит, рассердится, скажет: «Что у вас здесь - конюшня, что ли?» Иди, иди. Когда нужно, опять принесёшь.

- Мне что, я принесу, - отвечает Семён и уходит.

На следующий день всё пошло по-старому, как будто вчера ничего и не случилось. Борька с утра явился на занятия. Отцу, конечно, он ничего не сказал. Да и о чём говорить? Петуха снежками гонял? Гонял. Бабке Лизихе в живот с разбегу ткнулся? Ткнулся. Кто же виноват, что выпороли? А начнёшь отцу рассказывать, пожалуй, ещё добавит горячих по тому же самому месту. Нет, уж лучше молчать.