Владимир Киселёв - Только для девочек

— Посмотрит, — возразила мама. — Он любит тебя не за ногу, а за голову.

— Он меня вообще не любит.

— Любит. Только сам он этого еще не знает.

Я проснулась и посмотрела на часы. Они показывали шесть. Сразу я не могла понять, утра это или вечера. Оказалось, что вечера.

Нога у меня болела.

Какой неприятный, какой нелепый и страшный сон.

Я посмотрела в окно. Форточка была открыта, к нам в палату доходила арбузная свежесть раннего вечера, а потом занесло ветром несколько капель косого крупного дождя.

По Наташиному транзистору передавали музыку. Если музыка что-нибудь изображает, ну, как у Чайковского, «Декабрь», «На тройке», «Весна», — то эта музыка была по технике безопасности. Как нельзя стоять под стрелой крана. Как не следует спать в кабине автомашины при работающем двигателе. Как нужно держать руки подальше от надсадно ухающей бабы для забивания свай.

Наташе, видно, надоела эта переполненная техникой музыка. Она выключила приемник. Это был совсем небольшой транзистор. Японский. В виде куклы. Микки Маус. Его только вчера принес Наташе ее папа. Он недавно вернулся из Японии.

Наташа гордилась своим отцом. И любой бы на ее месте гордился. Он объехал весь мир. Хотя был простым рабочим-токарем на заводе «Арсенал».

Ну, это только так говорится «простым рабочим». В действительности он уже давно окончил заочно политехнический институт и был знаменитым изобретателем и рационализатором. И депутатом Верховного Совета.

По всему миру Наташин папа ездил не на экскурсии, а чтобы передавать свой передовой опыт и перенимать передовой опыт у других.

Фамилия его была Стрелец, а звали его точно так же, как звали моего папу, — Николаем Ивановичем. Я о нем еще прежде слышала. Мой папа писал про него, про Николая Ивановича Стрельца, в своей газете. Конечно, не фельетон. Очерк. А, кроме того, я Наташиного отца видела по телевизору.

Но в жизни он был не такой, как по телевизору. Во-первых, меньше. Он был намного ниже своей дочки Наташи. А во-вторых, по телевизору не было видно, что это очень хороший человек. В жизни у него на пиджаке — крохотный значок. В виде красной эмалированной падающей капли. А я уже знала, что такие значки бывают только у очень хороших людей. У доноров. У тех, кто не жалеет собственной крови и сдает ее, чтобы этим спасти жизнь какому-нибудь не известному ему тяжело больному человеку. Или человеку, попавшему в катастрофу. Тут, в травматологическом центре, у некоторых медсестер, нянечек и врачей были такие же прекрасные значки.

И он был веселым человеком, Наташин отец. Он только на минутку заглянул к нам в палату, а потом они с Наташей ушли в холл. И там разговаривали. Но и за то короткое время, пока он был в палате, Наташин папа успел пошутить с Юлькой и подарить ей красивую японскую игрушку — мягкого полосатого тигра, который разевал пасть и рычал, если надавить ему живот.

А ведь я о нем хуже думала. Из-за Наташи. Когда меня привезли в эту палату, Наташа спросила у меня о моей фамилии и о том, чем занимается мой папа. И когда узнала, что мой папа журналист Алексеев, самоуверенно заметила:

— Я его знаю. Он писал в газете о моем отце. О Стрельце.

Я не знаю, как это объяснить, но слова ее мне вдруг показались обидными. В тоне ее ясно чувствовалось, что она уверена: тот, кто пишет, всегда ниже того, о ком он пишет. Ну, вроде того, как некоторые люди считают, что парикмахер ниже тех, кому он делает прическу.

Николай Иванович Стрелец, видно, очень заботился о воспитании своей дочки. А вернее сказать, обучении. По-английски она читала и говорила совершенно свободно и с прекрасным произношением. Она учила английский в школе и еще занималась дома с учителем. И французский она учила с учителем. И поступила на вечерние курсы иностранных языков на немецкое отделение.

В школе она была круглой отличницей все девять лет учебы и собиралась после школы поступать на романо-германский факультет университета, поэтому ей нужно было знать много иностранных языков. В больнице она читала только принесенные ей из дому книжки на иностранных языках — на английском и французском.

Я думаю, что если бы Наташин папа и Наташа остались в палате, они и здесь бы разговаривали о том же самом и так же, как в холле, что они вышли не из-за секретов, а чтобы не мешать другим, из-за скромности, из-за вежливости, ведь Наташа — ходячая.

Но вот с мамой Вики мне все показалось иначе. Она тоже приходила вчера, почти в одно время с отцом Наташи. И маме Вики, наверное, сильно мешало, что при ее разговоре с дочкой были другие люди.