Галина Васюкова - Золотые росы. Повесть

- Стой! - вдруг крикнула я. - Смотри!

Перед нами прямо на земле лежит крыша. Обыкновенная крыша, как на всех остальных домах. Только эта лежит прямо на земле, и никакого дома под ней нет.

- Гм, почему это она здесь валяется? - спрашиваю я.

Ленька молчит. Даже Ленька не может ничего сказать!

- Может, ее вчера ветром снесло, когда был дождь? - говорю я, и мы с Ленькой оглядываемся по сторонам, ожидая увидеть дом без крыши.

Но все дома с крышами и даже с трубами.

- Это, наверно, еще только строят дом, - говорит Ленька.

- Почему же его начали строить с крыши? - допытываюсь я.

Ленька задумывается. Он не успевает ничего сочинить, потому что я говорю:

- Дома так не строят. Сначала делают стены, а потом уже крышу. Я видела в городе…

- Ага, - говорит Ленька, - так то - в городе, а это - в деревне…

Присмотревшись как следует, мы заметили, что у крыши есть еще дверь и что она замкнута на огромный висячий замок. Это открытие нам не удалось обсудить как следует. На крыльцо вышла бабушка и позвала нас домой.

Обернувшись, я вдруг увидела, что дом, в котором мы остановились, не похож на другие дома. Он большой, с зеленой железной крышей и высокими окнами.

Не успели мы взбежать на крыльцо, как бабушка подала мне стеклянный в цветочках кувшин и сказала:

- Иди, Оля, с отцом на ферму за молоком. Только дорогу запоминай, назад одна пойдешь. Отец на минутку домой забежал. Ему будет некогда.

- И я хочу, - заныл Ленька.

- У нас с тобой другая работа, - сказала бабушка. - Тыкву будем чистить. А в ней семечки есть, белые, крупные. Хочешь?

Ленька наклонился к круглой желтой тыкве и потянул ее за жесткий, закрученный, как у поросенка, хвостик. Мне стало завидно. «Конечно, Леньке всегда все самое лучшее. Ему тыкву чистить, а мне - тащись на какую-то ферму. Что я, молока не видела, что ли?» - с обидой подумала я.

Ферма оказалась просто длинным-предлинным сараем, в котором живут коровы. Коров дома не было. Они встают очень рано и уходят в поле.

Зато на ферме была тетя Маша в белой косынке и в белом переднике. Она повела меня в маленький домик с марлевыми занавесками на окнах.

В этом домике никто не жил. В нем было очень много больших блестящих бидонов - с молоком и пустых.

И тетя Маша, и домик мне очень понравились. Взяв у меня из рук кувшин, тетя Маша налила в него молока выше цветочков.

Взглянув на меня, она почему-то вздохнула. Потом взяла белую кружку с длинной, торчащей вверх, как палка, ручкой, зачерпнула в нее молока и подала мне:

- На, пей.

Я опустила губы в теплое душистое молоко и даже зажмурилась от удовольствия.

- Вкусно? - улыбаясь, спросила тетя Маша. - В городе, наверно, такого нет?

Я кивнула головой, не отрываясь от кружки.

Пока я пила, тетя Маша смотрела на меня добрыми, жалостливыми глазами.

- Худая какая да бледная, - сказала она. - Плохо вам в городе жилось, наверно? Я ведь говорила отцу твоему: «Вези, Егорыч, ребят сюда поскорее, отпоим их хоть молоком маленько». А он все твердит, что, мол, еще и молока в колхозе не заработал. А в городе они, говорит, паек получают и молока могут купить. Я, говорит, не объедать колхоз приехал, а поставить его на ноги…

Мне стало смешно, что нашего молодого и безусого папку тетя Маша назвала Егорычем, как старика. И вроде она его ругает, а сама любит. Точно как наша бабушка.

- Ну, так как же вы там жили, в своем городе-то? - допытывалась тетя Маша. - И впрямь, что ли, паек какой получали? Ведь отец-то ваш из колхоза крупинки еще не взял…

Я не знала, что сказать. Мне вспомнились бабушкины пестрые мешочки для пайка, которые чаще всего бывали пустыми. Вспомнилось, как однажды бабушка поднялась чуть свет и, собрав их, отправилась в очередь. Нас с Ленькой оставила дома смотреть за примусом, на котором стояла большая зеленая кастрюля. Вытряхивая корзинку, она вдруг обнаружила между очистками небольшую картофелину. Бабушка поскребла ее ногтем и, ополоснув, бросила в кастрюлю.

- Пускай варится, - сказала она. - А ты, Ольга, смотри. Тут в кастрюле вода с молоком. Я вот пойду крупу получу, и тогда суп будет.

Щелкнул замок, мы с Ленькой остались одни. Несколько минут мы сидели молча, и у обоих вертелась в голове одна и та же мысль: «Сварилась уже картофелина или нет?»

Ленька, вдруг вооружившись ложкой, направился к кастрюле.

- Стой! - закричала я. - Не лезь! Ты слышал, бабушка велела мне смотреть.

Ленька только фыркнул и, приподняв крышку, понюхал варево.

- Ах так! - сказала я и тоже схватила ложку.