Борис Никольский - Дети до шестнадцати

- Сказал: передайте, что заходил Осинин…

- Ах, вон оно что… - говорит отец и прищуривается. - Интересно, что ему было нужно?

- Не знаю. Просил передать привет…

- Значит, привет? - повторяет отец, усмехнувшись. Несколько минут он сидит молча. На чистом листе бумаги старательно крупными круглыми буквами выводит: «ОСИНИН». И еще раз - «ОСИНИН». Потом рвет листок и выбрасывает.

- Вот что, - говорит он. - Запомни: этому человеку совершенно не обязательно появляться у нас дома. Я не имею никакого желания его видеть. Понятно? А теперь давай ужинать. Что там у нас запрограммировано на сегодня?

Мы вместе идем на кухню готовить ужин, но я не могу не думать об этом человеке, об Осинине. На вид он человек как человек - невысокого роста, в очках, я даже как следует не разглядел его… Я жду, что отец еще что-нибудь скажет о нем, объяснит, но он больше не возвращается к этому разговору.

Странно…

Вообще отец у меня очень вежливый человек. Когда мы едем в трамвае или метро, он обязательно уступает место женщинам, и женщины при этом нередко смущаются и уговаривают его сидеть и не беспокоиться зря, но я-то знаю, что это напрасно, что он никогда не сядет, что он просто не может сидеть, если рядом стоит женщина. А однажды я видел, как он написал в письме: «Глубокоуважаемый Петр Сергеевич…» Никогда раньше я не слышал, чтобы в наше время один человек другому говорил «глубокоуважаемый». Впрочем, если отца называют «дорогой сэр», пожалуй, нет ничего удивительного и в том, что он сам пишет «глубокоуважаемый». .. Возможно, у ученых на этот счет свои законы.. А тут вдруг: «Запомни: этому человеку совершенно не обязательно появляться в нашем доме!» Я даже никогда не думал, что отец может так сказать. Интересно!

Осинин, - еще бы мне не запомнить теперь эту фамилию!

Первый раз я ушел со двора раньше обычного времени, первый раз не дождался здесь, у парадной, отца, первый раз не сказал ребятам: «Пока! До завтра!» и не услышал в ответ привычное: «Пока, старик!» А произошло все из-за Лильки. Вернее, из-за Лильки и Вадима, из-за них обоих.

В этот день к вечеру начал накрапывать дождь, и мы ушли с улицы в парадную. Парадные в нашем доме просторные, точно залы, кое-где даже скульптуры стоят, будто в музее, и лестницы широченные - прямо хоть танцы устраивай.

Мы толпились в углу возле телефона-автомата, и жильцы, проходя мимо, подозрительно косились на нас. Может быть, оттого, что шел дождь, а может быть, оттого, что не было Лильки - она что-то запаздывала, только разговор в этот день не клеился, мы вяло перебрасывались случайными фразами.

И вдруг Лилька появилась - да еще как! - не в обычном своем коротком пальтишке, а в новенькой стеганой куртке из нейлона, поролона, орлона, не знаю даже, как правильно называется этот материал, и в черных узеньких брюках - совсем взрослая девушка! Пожалуй, я бы даже и не узнал эту новую Лильку, если бы случайно встретил ее где-нибудь на улице. Во всяком случае, я сразу почувствовал себя совсем мальчишкой, ничтожным, невзрачным мальчишкой, обыкновенным школьником. А Лилька держалась так, словно ничего и не случилось, словно она даже и не замечала наших взглядов, нашего восхищения.

- Ой, мальчики, что это вы такие скучные сегодня? - сказала она, чуть растягивая слова. - Рассказали бы что-нибудь интересное…

- Ой, девочки! - хохотнув, моментально отозвался Вадик. - Сейчас расскажем. Новенький анекдот, свеженький, только вчера услышал.

Поначалу анекдот был совсем безобидным, вполне приличным, но по глазам Вадика, по его улыбочке я уже видел, что под конец он обязательно что-нибудь загнет, и чувствовал, как уже краснеют у меня шея и уши, кажется, даже затылок краснеет. Я боялся повернуться, боялся посмотреть на Лильку. Я еще надеялся, что Вадик все-таки остановится, все-таки не станет рассказывать при ней все до конца. Но он не остановился.

И когда он кончил и ребята захохотали - первыми Эрик и Серега, затем Витёк, а потом неуверенно и смущенно Алик - и я понял весь неприличный, грязный смысл этого анекдота, я ощутил, как краска заливает мне лицо.

«Кажется, в таких случаях полагается бить в морду», - подумал я.

И я представил, как ударяю сейчас Вадика по его улыбающейся довольной физиономии, как потом поворачиваюсь я к Лильке и говорю: «Пойдем отсюда» - и вижу ее глаза, полные слез и благодарности. Все это в одну секунду пронеслось у меня в голове.