Юлия Радченко - Под заветной печатью...

В Москве, в Центральном государственном архиве древних актов СССР, хранится небольшое, но весьма любопытное дело. Складывалось оно из различных прошений, приходивших от Шелихова и его семьи в Петербург, «на высокоматерное высочайшее имя» императрицы Екатерины II. Прошения получал, прочитывал и готовил к ответу известный секретарь императрицы, будущий министр Дмитрий Прокофьевич Трощинский — человек серьезный, разумный (позже близкий к прогрессивным, околодекабристским кругам); он сам в молодости выдвинулся на высокие должности из казацких низов и мог лучше других вельмож понять нужды такого представителя «третьего сословия», как Григорий Шелихов, «северо-восточной Американской компании рыльский именитый гражданин» (таким титулом подписывает путешественник свои письма). Шелихов просит разрешения «завести своим иждивением» в самых далеких землях российской короны корабельную верфь, а в приличных местах матерой американской земли и на Курильских островах хлебопашество, для чего ему нужны несколько человек, «знающих мастерство», и десяток семей хлебопашцев; намекает, что взять их можно из числа ссыльнопоселенцев.

Царица идет навстречу, то ли действительно поняв значение шелиховских трудов, то ли обольстившись ловким и хитрым ходом — известием, что Прибылов, один из штурманов Шелихова, открыл в Беринговом море неизвестные острова с невиданными котиковыми лежбищами. Шелихов, желая угодить императрице, дает островам имя Платона Зубова — фаворита Екатерины (однако позже мореходы и географы не приняли этого названия, и сегодня на карте эти острова значатся как острова Прибылова).

Невелика лесть, а все-таки приносит Шелихову удачу. И другой поэт Иван Иванович Дмитриев, не столь знаменитый, как Державин, но уже имеющий литературное имя, тоже пишет стихи о завоеваниях Екатерины, упоминая и Григория Ивановича.

Именно эти строки мы читаем на западной стороне памятника:

Поэтическая мысль столь резко оттеняет здесь мирный характер шелиховских завоеваний, что «наносит ущерб» Екатерине, присоединявшей другие земли и с войсками, и с громоносными силами… Однако царица этого не заметила, или, точнее, не успела заметить, так как ее царствование идет к концу.

Зато епископ иркутский заметит и вскоре обратит внимание Петербурга на обидную для короны шелиховскую славу «покорителя народов»…

Снова повторим, что преосвященный Вениамин должен был бы вроде радоваться новым российским приобретениям; к тому же Шелихов обращал туземцев в христианскую веру — разве это не «богоугодное дело»?

Но уж больно волен и горд «рыльский именной гражданин»: захочет — пожалует монахов, а не пожелает — со двора прогонит.

«Препятствия в жизни как будто не существовали для него…», и немало конкурентов, других знатных купеческих фамилий искали (и легко находили), на чем поддеть, ошельмовать Григория Шелихова… А ведь пожертвования его врагов в церковную казну, взятые вместе, конечно, перевешивали шелиховские взносы…

Так распространяется опасный для мореплавателя слух, что он венчался со своей женой по старому обряду, осуждаемому православной церковью… А иные толкуют, что купец вообще не слишком благочестив. И как же иначе, если он так привержен к новым наукам — географии, навигации, к тому зловредному духу просвещения, что идет из Парижа…

А во Франции именно в ту пору восстал народ, взял Бастилию, обезглавил короля, и уж из Петербурга прислали «бунтовщика хуже Пугачева» — Александра Радищева, который в Иркутске задержался до отправки в куда более глухое место — Илимский острог. Однако Григорий Шелихов тем временем принимает Радищева у себя в доме, рассказывает о последних плаваниях, о своем дневнике путешествия, недавно напечатанном в Москве, и уже государственный преступник пишет одному знатному лицу в Петербург, очевидно с целью помочь Шелихову, — о том, как вместе с полковником Бентамом купец построил и оснастил корабль для торговли с Америкой — «и этот корабль недавно затонул, и Шелихов платит из собственных средств жалованье капитану-англичанину».

Радищева увозят, дела же Григория Ивановича еще более ухудшаются: гибнет его корабль-галиот «Три святителя», появляются большие долги; бывшие компаньоны подают в суд, обвиняя его в мошенничестве.