Юлия Радченко - Под заветной печатью...

Более того, в своих «Письмах» философ издевается над теми зрячими, которые воистину слепы, подразумевая под ними идеалистов. Через полтора века после Дидро вождь русской революции назовет французского философа «великим материалистом» и вместе с ним посмеется над теми, кто, «признавая известным только свое существование и существование ощущений, сменяющихся внутри нас, не допускают ничего другого». В. И. Ленин с некоторыми оговорками принимает сравнение Дидро (из одной его более поздней работы), что человек подобен фортепиано: «Предположите, что фортепиано обладает способностью ощущения и памятью, и скажите, разве бы оно не стало тогда само повторять тех арий, которые вы исполняли бы на его клавишах? Мы — инструменты, одаренные способностью ощущать и памятью. Наши чувства — клавиши, по которым ударяет окружающая нас природа и которые часто сами по себе ударяют; вот, по моему мнению, все, что происходит в фортепиано, организованном подобно вам и мне».

Итак, для Дидро бытие человека определяет его сознание — является первопричиной «мелодии», то есть наших мыслей и чувств, — а не наоборот, как у философов-идеалистов: для них Дидро находит следующее сравнение: «Был момент сумасшествия, когда существующее фортепиано вообразило, что оно есть единственное существующее на свете фортепиано и что вся гармония вселенной происходит в нем».

Человек, писавший и выступавший в подобном духе, не мог рассчитывать на благоволение королевской власти и ее церкви.

За свои опасные «Письма» Дидро 24 июля 1749 года арестован и заключен в Венсенский замок.

На этом заканчивается определенный период его жизни.

Ему тридцать шесть лет, он автор многих богопротивных сочинений, у него скверная репутация среди власть имущих. «Это очень опасный человек, он презрительно отзывается о святых таинствах нашей церкви», — доносит о нем сыщик.

У него только что умер малолетний сын: горе Дидро безмерно, но он пересиливает себя. Его ждет любимая работа, главное дело, дело всей жизни, которое Вольтер назовет «самым великим и самым прекрасным памятником французской литературы».

Понятно, что речь идет о самом знаменитом детище Дидро и его друзей: книге всех книг, полное название которой «Энциклопедия. Толковый словарь наук, искусств и ремесел. Составители и редакторы — Дидро, и в части математической — Д’Аламбер».

Кто же не знает этого прославленного труда, от названия которого пошло слово «энциклопедист»?

Вольтер писал: «Это предприятие будет славой для Франции и позором для ее хулителей. Дидро и Д’Аламбер воздвигают бессмертное здание…»

Еще в глубокой древности люди делали попытки составить свод всех существующих знаний. Автором первой такой книги был Аристотель. В средние века уже появилось слово «энциклопедия», восходящее к греческим словам «кюиклос» (циклос) — круг и «пейдейя» — просвещение.

Среди множества энциклопедических изданий XVIII века большим успехом пользовался «Энциклопедический словарь» англичанина Чамберса, за восемнадцать лет выдержавший шесть изданий. Этот словарь заинтересовал парижского издателя Лебретона, пожелавшего выпустить его в переводе на французский язык.

Случайность ли это или историческая предопределенность, но именно в те дни к Лебретону зашел в поисках работы вечно нуждавшийся Дидро. Они не были знакомы, но имя писателя уже приобрело известность, и Лебретон тут же предложил Дидро сделать перевод английского словаря. Философ, однако, заявил, что та книга уже устарела, и предложил составить новую, французскую энциклопедию. По обыкновению, он говорил живо, убедительно, напористо, приводил остроумные доводы в пользу своего предположения, и издатель, мысленно прикинувший возможные доходы, неожиданно согласился. Тем более что на вопрос об авторском гонораре Дидро назвал столь смехотворную сумму, что Лебретон с трудом скрыл свое изумление.

Впрочем, Дени и не думал о деньгах, при чем тут заработки? Его захватила величественная идея смелого замысла. Новая Энциклопедия должна включать в себя все науки: математику, физику, химию, медицину, языки, а также очерк нравов, обычаев. И конечно же, философию.

Хватит ли человеческой жизни на столь титанический труд — об этом Дидро тоже не думает. Он уже прикидывает, кого можно привлечь к работе, кто готов, довольствуясь мизерным вознаграждением, движимый одной только любовью к человечеству, к знаниям, к прогрессу, отдать свои силы, ум, энергию на создание небывалого в истории произведения.