Хосе Санчес-Сильва - Марселино Хлеб-и-Вино. Большое путешествие Марселино

— Теперь, Марселино, смотри внимательно. Перед ними вырастало что-то сияющее и невыразимо прекрасное, и Эльвира сказала:

— Это Мария, Марселино, — я ей столько о тебе молилась…

Сияние медленно приближалось к путникам, и восхищённый Марселино только и мог ответить:

— До чего же она красивая!

Он хотел что-нибудь сказать и самой Деве Марии, но не мог ничего придумать, кроме тех слов святого Франциска, которые так часто слышал от монахов:

— Ты — обитель Господня.

Свет сделался ещё ярче, и Марселино с мамой встали на колени, потому что казалось, что к ним идёт само солнце, огромное и очень близкое. В центре сияющего круга вырисовывался крест без фигуры Христа, очень тонкий и как будто золотой. Голос, который ни с чем не спутаешь, произнёс:

— Я алкал — и ты дал Мне есть, жаждал — и ты напоил Меня [71] …и ты напоил Меня — это слова Господа, обращенные к тем, кто наследует Царство Божье — см. Евангелие от Матфея, глава 25, стихи 34–35. .

Видение продолжалось одно мгновение, но Марселино и его мама остались погружёнными в свет Господень.

— Ты голос узнал? — шёпотом спросила мама.

— Да, — ответил мальчик. — Это Иисус сказал.

Он глядел вокруг и не мог наглядеться, а свет был всё так же силён и прекрасен, как раньше… пока не стал делаться меньше и меньше, и музыка тоже менялась, и наконец свет превратился в звёздочку на небе, похожую на все другие звёздочки, как они видны с земли.

На земле же толстый монах сидел у самого обыкновенного окна и смотрел на звёздное небо. Он показывал пальцем на каждую звезду и громко пересчитывал их:

— Одиннадцать звёзд, двенадцать, тринадцать…

Тут он замолчал, вздохнул и добавил:

— Двенадцать звёзд, и тринадцатая для Марселино.

Прошло некоторое время с тех пор, как Марселино Хлеб-и-Вино в один прекрасный день уснул в Господе, а козы проводили его на кладбище.

Несколько месяцев монастырь был просто на себя не похож, и казалось, что живут тут совсем другие люди — не брат Кашка и брат Ворота, брат Крёстный и брат Бим-Бом, а также отец-настоятель. Но зато, как мы уже знаем, там шла большая стройка, и монастырь совершенно преобразился, и начали перестраивать часовню, чтобы туда поместилось большое распятие, с которым столько разговаривал мальчик. Из-за этого пришлось переселить брата Негодного из его кельи в другую, на первый этаж, хотя бедный старик сильно сдал с тех пор, как Марселино ушёл к Господу.

Многое менялось в монастыре, прежде всего из-за Марселино и, можно сказать, на его деньги: все окрестные сёла после погребения что-нибудь пожертвовали монастырю. Огород расширили, посадили много нового, а стены перенесли подальше.

Тут-то нашлись сокровища Марселино: куриная лапка, тройка пик, коробочка от какого-то лекарства и несколько ловушек. Узнав об этом, настоятель велел молодым монахам, которые и занимались переустройством огорода, снова всё закопать, чтобы ничего не пропало, а то вдруг Марселино в день Страшного суда вздумает за ними вернуться…

Монахи, друзья Марселино, утешались тем, что тогда они снова встретятся с Марселино, хоть того и похоронили не на монастырском кладбище, и все вместе предстанут перед призвавшим их Господом.

Наконец наступил настоящий праздник, и на нём, конечно же, снова пел брат Соловей. Большое распятие поместили в часовню, за главным алтарем, над образом святого Франциска. Там и было теперь его место, высоко-высоко — с новой крышей это стало возможно. Так святой Франциск смог быть, где всегда хотел: у ног Христа.

Не осталось уже ни чердака, ни старой лестницы, ни даже той кельи, где раньше жил брат Негодный и куда так часто приходил к нему Марселино Хлеб-и-Вино.

Старые монахи очень живо помнили Марселино, а брат Соловей по памяти написал портрет мальчика, — он ведь не только петь умел, но ещё и рисовал немного. Сперва портрет был у настоятеля, а потом его попросил брат Негодный и тот перенесли к нему в новую келью. Но старик так и не прижился в ней по-настоящему: как-то ночью, никого не потревожив, брат Негодный тихо упокоился и ушёл, как мы помним, на небо, потому что там ему было самое место. Его похоронили на монастырском кладбище, среди других монахов, и некоторые собратья завидовали ему: ведь теперь он был не только с Господом и святым Франциском, но ещё и с Марселино, которого никто не мог позабыть.