- Машинно-тракторная мастерская - сказал Хрусталев, - МТМ.
- МТМ, - хором повторили ребята.
Машина промчалась мимо мастерской и остановилась перед крыльцом небольшого, окрашенного в желтую краску дома с вывеской из перламутровых букв на черном лаковом фоне: «Ракитинская машинно-тракторная станция».
На крыльцо выскочила в накинутой на плечи шубке молоденькая девушка в льняных кудряшках и крикнула шоферу:
- Степа, в столовую их вези, Василий Спиридонович велел. В столовую.
- Есть, товарищ начальник, - высунувшись из кабины и заразительно весело улыбаясь, отрапортовал Степа.
«Ага… Василий Спиридонович - это директор, - вспомнил Саша профсоюзное собрание. - А это, значит, его секретарша. Зовут ее, наверное, Нина», почему-то, решил Саша.
Машина развернулась и, проскочив мимо МТМ, минуты через две застопорила перед домом, откуда рвались наружу какие-то вкусные запахи.
Осип Лях первый учуял эти запахи. Вскочив и разминая онемевшие ноги, он радостно воскликнул:
- Жарят яичницу. Или какую-нибудь ветчину.
Митя Расцветаев, выпутываясь из овчины, оглянулся на Ляха и невольно подумал, что на месте Ляха не чувствовал бы себя так беззаботно. «Совершенно не думает о последствиях», осуждающе подумал Митя.
Войдя в здание столовой, Сергей Данилович велел всем снять пальто и фуражки, вымыть лицо и руки под рукомойником, висящим в передней.
В столовом зале поблескивали голубой клеенкой в шашечку ряды небольших столиков. На каждом столе стоял вазон с цветущей примулой.
Из двери с открывающимся внутрь кухни окошком выпорхнула тоненькая подавальщица. В своих мягких тапочках, как ветер, пронеслась она по залу навстречу экскурсантам, и пригласила их в конец зала, где было приготовлено два стола. На одном столе было четыре прибора, на другом пять - всего на девять человек согласно телеграмме, отправленной завучем.
- Ой! - всплеснула руками подавальщица, пересчитав прибывших. - Вас оказывается десять. Сейчас принесу еще один прибор.
Все ребята осуждающе оглянулись на Ляха. Первый раз за все время он вдруг страшно смутился, покраснел и даже капельки пота выступили у него на лбу.
Сергей Данилович заметил его смущение и, пряча улыбку, ободряюще проговорил:
- Ладно, ладно, брат. Теперь уже поздно на попятный. Назвался груздем, полезай в кузов.
Подавальщица принесла прибор, все разместились, и Осип оказался за одним столиком с Митей.
Чувствуя себя в безопасности с Митей, Осип набил рот свежим душистым хлебом, с подъемом проговорил:
- Здорово! Правда?
Но получилось: «Оооо… ааа».
- Чего? - переспросил Митя.
- Если что, ты меня поддержи, - глотнув громадный ком, сказал Осип.
- Ты, кажется, сам себя достаточно поддерживаешь, - ответил Митя и добавил: - Не набрасывайся, пожалуйста, так на еду. Могут подумать, что мы голодные.
- Да, вам хорошо, - отвечал Лях. - Вы в училище плотно поужинали, да еще в вагоне потом закусывали, я с верхней полки все видел. А мне пришлось без ужина бежать на вокзал, чтобы залезть в вагон, и еще в вагоне потом от вас прятаться.
Перед каждым появилось по тарелке жареной картошки с куском зарумяненной колбасы.
Подошла заведующая столовой, худощавая немолодая женщина с приветливым лицом, в белой шапочке и белом халате. Она поздоровалась со всеми и подошла к Ляху, жадно уплетавшему завтрак.
- Кушай, кушай на здоровье, - потрепав его по плечу, сказала она. - Съешь, еще положу.
- Что вы! - покраснев, сказал за Осипа Митя. - Вполне хватит. Мы не голодные.
Заведующая засмеялась, а Осип, в одну минуту успевший уничтожить половину своей громадной порции, обратился шепотом к заведующей.
- Тетя заведующая, вы ожидали девять человек, а я приехал лишний. Я приехал по своей инициативе. Может быть, у вас не хватит еды? Тогда вы мне это оставьте на обед.
И он протянул ей свою тарелку.
Тихон Тимко обернулся и строго сказал:
- Осип, не вноси путаницу.
Но заведующая успела уже проникнуться такой нежностью к Осипу - самому маленькому среди прибывших. По женскому добросердечью ей стало нестерпимо жаль его, и эта ничем не оправданная жалость выразилась в том, что она поспешно удалилась в кухню и мгновенно вернулась, поставив перед Ляхом тарелку с целой горой сладких пирожков.
- Кушай, кушай, моя птичка, - умиленно сказала она, прижав к своему белому халату рыженькую голову Ляха.
Это нежное проявление чувств напомнило Осипу, как дома его ласкала мама, и сердце его наполнилось приятной щекочущей теплотой. Но его не слишком-то устраивало, чтобы при всех его считали маленьким. Слегка оттопыренные уши Осина стали малиновыми, и он легонько выпростал свою голову из рук заведующей.
Читать дальше