Андрей Хршановский - Синие горы

«В крайнем случае, — думал Прохоров, — возьмем вершину и переждем на желтых скалах на спуске. Там две палатки встанут». Сидеть же здесь и ждать — значит потерять время и отказаться от попытки взять Аман-Каю. «Благоприятную погоду предсказывали на два дня», — вспомнил Прохоров.

— Ты как думаешь? — спросил он Веселова.

Саша, видимо, рассчитал так же.

— Надо идти; по-моему, успеем. В крайнем случае, — как будто угадывая мысли Прохорова, сказал Саша, — возьмем вершину и отсидимся. Контрольный срок у нас — завтра в восемь вечера.

— Тогда подъем… — сказал Прохоров, вылезая из палатки. — И быстро.

Зуб на зуб не попадает, когда вылезешь из теплого спального мешка перед восходом солнца и примешься за свертывание лагеря. Но зато идти, пока солнце не растопило фирн [4] Фирн — уплотненный зернистый снег, из которого при достаточных условиях образуется лед. и он еще скован ночным морозом, гораздо легче.

— Рюкзаки оставим? — спросил Игорь, торопливо дожевывая бутерброд с икрой.

— Нет, — коротко ответил Веселов.

— Почему?

— Посмотри, — Саша головой показал на восток.

— А-а… — понял Игорь, и опять ему стало тревожно, как и вчера вечером.

Шли быстро и разогрелись. Светлело, и Аман-Кая отчетливо вырисовывалась на фоне розового неба. На восток и юг падает отвесная пятисотметровая стена, а с севера к вершине подходит гребень — путь подъема.

Снежник становился все круче и круче. Снег рыхлее и глубже. Видимо, опасаясь вызвать лавину, Прохоров вел прямо в лоб. Ледоруб втыкается перед собой — раз, правая нога вколачивается в склон — два, левая — три… Снова ледоруб, снова правая нога… Левая… Раз-два-три… Раз-два-три…

Внизу под снежником трещина. Но вниз никто не смотрит. Время от времени дается минутный отдых, чтобы привести в порядок дыхание. Опираясь на ледоруб, наклонив голову, с рюкзаком, который лежит на горизонтальной спине, все глубоко дышат. Солнце вышло и начинает припекать. Отражаясь от снега, оно обжигает даже подбородки. В защитных дымчатых очках — без них ослепнешь — мир кажется помрачневшим, а небо, если на него взглянешь, — желто-зеленым.

Гребень, который еще где-то вверху, впереди, кажется сейчас необычайно легким путем. Пусть опасным…

Но возникло непредвиденное препятствие, которое задержало группу надолго. Растопленная на гребне вода не ушла под снег, а шла поверху, застывая по ночам. День за днем, слой за слоем образовался натечный лед. Он крепок, как камень. Кошки на нем почти не держат. Ледоруб откалывает крошечные кусочки. Упадешь — не задержишься. Отступать поздно. Прохоров уходит вперед, мучительно медленно выдалбливая маленькие ступеньки. Удивительно, как он держится на крутом ледяном склоне, да еще рубит и рубит…

— Веревка уся! — негромко кричит Кабанец.

Прохоров с трудом забивает ледовый крюк.

— Пошел! — командует он, выбирая веревку по мере того, как Кабанец к нему приближается.

Кабанец идет, углубляя ступени. Потом, когда он подойдет к Прохорову, наступит очередь Коли Петрова, и он тоже будет долбить лед, продвигаясь вперед.

Саше Веселову понятно, какую нечеловеческую работу выполняет Николай Григорьевич, и ему смертельно хочется сменить Прохорова, но ни о какой смене сейчас речи быть не может.

Игорь вступает на лед последним. Чувствуя на себе взгляд Веселова, он, сдерживая неприятную дрожь в коленях, идет внешне спокойно.

— Молодцом, — говорит Саша и озорно улыбается. — Все равно мы эту Плохую гору обуздаем!..

Игорь тяжело дышит и тоже пытается улыбнуться.

На этом участке потеряли часа два. По гребню пошли быстрее, хотя пришлось в лоб брать два жандарма [5] Жандарм — крутая скала на гребне, преграждающая путь. , и к одиннадцати часам впереди увидели Желтые скалы, а за ними башню вершины. К скалам вел опасный, длиной метров в сто, участок гребня. В обе стороны очень круто падали снежные склоны, изборожденные следами лавин. Над восточной стороной нависал навитый вьюгами многотонный карниз, вот-вот готовый обрушиться. На карнизе снег лежал плоско, но идти там нельзя. Вступишь и полетишь вниз вместе с карнизом. Приходится идти по западному склону. Кабанец, страхуя Николая Григорьевича, забирается выше, к основанию карниза.

«В случае чего, — думает он, — обрушу карниз. Повиснем на веревке».

Первый порыв ветра застал группу на середине этого участка. Коля Петров пошатнулся, но, быстро опершись на ледоруб, сохранил равновесие. Разорванные лохматые облака появились над западными вершинами, окутывая их. Ветер дул с северо-запада. Солнце еще несколько минут освещало гребень. Но потом его затянуло передовыми лохмотьями облаков, и оно зловеще просвечивало сквозь них. Николай Григорьевич оглянулся и посмотрел каждому в лицо. Сейчас как никогда от них потребуются все силы. Сдаст один — погибнуть могут все. Коля Петров твердо встретил взгляд Прохорова. «Чепуха! Пробьемся, дойдем…»