Анастасия Перфильева - Помпа

Солнышко вылезло совсем. Соловьи и прочие певуны запели на все голоса. Сливы, вишни и абрикосы закивали листьями — утренний ветер прошёлся по саду. Белая змейка провода тянулась через усадьбу, то прячась в траве, то сверкая в солнечных лучах.

— Мерещится мне или взаправду стучит не то гудит где? — спросила тётя Дуся.

Сладко позёвывая, она появилась на пороге терраски в наброшенном халате, простоволосая и сонная. Юлька молча съёжилась. А тётя Дуся вроде бы и на розетку с вилкой не глядела.

— Зачем такую рань вскочила? Здорова ль?

Глаза у тёти Дуси оказались вовсе не сонными.

Юлька не ответила. Скособочившись, прикрывала неестественно вздёрнутым плечом розетку с включённой вилкой; сама же глазами водила с тёти Дуси на орех — вдруг Шурка махнёт дважды? Над усадьбой стелился ровный несильный гул. Это работала помпа! Уже пятый раз по сигналу включала и выключала её Юлька…

— И Галины чего-то на месте нету. И Петруши. Зачем это к столбу прилепилась?

Тётя Дуся говорила как обычно, но глаза у неё смеялись. Медленно, контролируя глазом орех, Юлька сказала:

— Тётя Дуся! Если бы, например, вам… как честному человеку…

— Доверились, что ли? — окончила за неё тётка.

— Не совсем. Предположим. Разве вы бы… Например бы…

В эту минуту Шурец выписал на орехе немыслимый вензель. Юлька ахнула, выдернула из-под носа у тётки вилку, крикнула: «Ой, свалился!» — потому что Шурка полетел в зелёную гущу, и прыжками, словно дикая коза, унеслась к ореху. Белый провод, теряясь в траве и, петляя, как живой мчался за нею.

Губы тёти Дуси сморщила откровенная улыбка. Потянувшись и притворно зевнув, оглядела она освобождённую розетку, какой до вчерашнего вечера вообще не было у них на терраске, и возвратилась в дом. Вскоре вместе с мужем они прошли к воротам — отправились на работу, будто бы и вовсе не заинтересованные ни происходящим на их усадьбе, ни у ручья, откуда доносились достаточно громкие, возбуждённые голоса.

В мокрой ковбойке, взъерошенный, Пётр стоял не в колодце скважины, а в ручье за криничкой. Синяя, ещё недавно сияющая новой краской, теперь заляпанная помпа лежала на песке. Галя, присев, счищала с неё глину, заглядывая в озабоченное, злое лицо старшего брата. И Шурец был тут же. И Юлька с переноской.

— Баста, — произнёс Пётр. — Не тянет.

Юлька не спросила, кто и куда. Она честно дежурила у розетки; она слушала завывание помпы с наслаждением. Она думала, всё в порядке! Оказалось, нет.

— Со свободного зеркала брала, Петруша проверял, — шепнула Юльке Галина.

— Как — с зеркала?

— С открытой воды, без сопротивления. — Галка показала на ручей и ещё снизила голос, потому что Пётр сосредоточенно думал. — А из скважины — ни в какую! Воет, визжит, а не тянет. Чуть не сгорела! Петруня сказал: чи клапана в той старой трубе нема, чи дырки илом засосало. Мы не рентген, сквозь землю не видим…

Галюха-то разобралась в сути дела неплохо. Юлька промолчала, поскольку было неясно. Шурец ковырял пяткой песок.

— Подвожу итог, — словно на собрании водохранилища, чётко сказал Пётр. Поставил помпу, обтёр ладонью. — Времени у меня в обрез, Галке на виноградник пора. Проверим ещё, есть ли в той старой трубе вода, — и баста. А может, её без клапана ставили? Дело прошлое. Но и в таком случае не пропащее…

— Не пропащее! — радостно повторила Юлька.

Пётр оглянулся — она порозовела — и продолжал:

— Клапан, конечно, ребята, в парке выточить могут. Но вот не ушла ли из трубы вода? Тогда плохо нам всем. Возможно, в эту трубу вторую, меньше диаметром, загонять придётся. Вместе с клапаном. Ну, это уже не вашего ума дело. А сейчас, Галина, тащи от бабы Кати нитку суровую, длиной… пять метров. Юлька, мелу в сарае пошукай. Ну обыкновенного, каким в школе пишут! Шурка, голыш подбери. Отвес сделаем. Проверим главное, есть ли вода…

Вот уж задал своим помощникам Пётр работёнку «по уму»! Быстроногая Галина улепетнула к дому; Юлька, даже не сказав, что тётя Дуся «застукала» её у розетки, — к сараю; Шурец влез в ручей, выуживая разнофасонные камни-голыши.

Нитка, огрызок мела и нужного размера камень появились у скважины незамедлительно.

Пётр обвязал голыш ниткой. Густо-густо натёр её мелом, по всей длине. Спрыгнул в колодец. И при общем молчании, намотав конец нитки на палец, начал медленно, осторожно спускать голыш в ржавый отросточек. Не спеша. Метр за метром…

Ребята следили за его несложной, но ответственной и, может быть, решающей всё дело работой затаив дыхание.