Юрий Стрижевский - Повесть о мужестве

Особых знаний профессия стерженщика не требует, нужны только аккуратность и внимание. Ни того, ни другого Николаю было не занимать. Стержни его всегда отличались точностью, и вскоре мастер стал поручать ему самые сложные работы. К новому году у него даже появилась ученица Аня Мечтакина, худенькая, хорошенькая девушка с застенчивой улыбкой. Забавно морща брови и помогая себе языком, она прилежно трудилась, робко поглядывая на своего учителя. Николай казался ей средоточием всех достоинств. Особым уважением она прониклась к нему после одного случая. Как-то взяла она несколько небольших форм и понесла их к месту заливки. По дороге споткнулась на брошенную кем-то посреди цеха проволоку, и формы попадали на пол. Аня готова была расплакаться, слезы уже навернулись на ее глаза, но Николай вдруг скомандовал:

— А ну, ребята, докажем нашу комсомольскую дружбу: возьмем каждый по одной сломанной форме — и в момент все будет в порядке. А ты, Аня, не плачь, ничего страшного не случилось.

Действительно, через пятнадцать минут все формы были исправлены и стояли на верстаке у Ани.

Вообще Николай быстро заслужил в цехе всеобщее уважение. Комсомольцы выбрали его секретарем своей ячейки, мастер дважды заносил в список на премии. Казалось бы, работай и радуйся, Николай Францевич, а он… загрустил. На курсах проходили механику, сопромат, холодную обработку металлов, а здесь никакой тебе механики, все по старинке: пара рук да древний дедовский инструмент.

Николая с детства привлекали машины. Подростком он любил ходить в мастерские к отцу и подолгу простаивал там около станков, стараясь понять, как они работают. Его и в авиацию привела любовь к машинам.

Завод, на котором работал Николай, был царством машин. От ударов огромного парового молота в кузнечном цехе вздрагивала земля. Великан ресивер, похожий на цистерну, вставшую на дыбы, периодически вздыхал, с шумом стравливая воздух. А в механическом цехе стучала, скрежетала и жужжала добрая сотня работающих станков. Долго вынашивал Николай мысль попроситься туда на работу. Ему казалось, что ремонтники — особые люди, познавшие душу машины.

Над ремонтом станков колдовали его друзья — Петя Брызгалов и Слава Богатырев. Самым же главным кудесником был партизан гражданской войны, бригадир Тимофей Иванович Суворов. Говорили, что к советам его прислушивается сам начальник цеха, а порой и главный инженер. Несмотря на это, Суворов был простым и доступным человеком. Большие мягкие усы придавали лицу его некоторую суровость, но глаза под лохматыми, непослушными бровями светились участием и дружелюбием. К нему-то и решил Николай обратиться с просьбой.

Войдя в цех, Николай ощутил знакомый запах нагретого машинного масла. Сквозь закопченные стекла потолочных фонарей едва процеживался тусклый дневной свет. Огромное помещение было заполнено шелестом разнокалиберных ремней, свисавших с трансмиссий. Над уходившими вдаль рядами станков золотыми точками горели лампочки.

Несколько минут Николай постоял за спиной знакомого ему по курсам немолодого токаря, наблюдая за его работой. Забрызганная маслом лампочка скупо освещала стальную болванку, зажатую в патрон. Патрон вращался, и резец медленно двигался вдоль болванки, вгрызаясь в металл; из-под него, словно змея, свиваясь в кольца и разбрызгивая похожую на молоко эмульсию, выползала голубая от окалины стружка. Быстрыми поворотами ручки токарь отвел суппорт и остановил станок. На глазах Николая свершилось чудо: корявая, изъязвленная ржавчиной болванка превратилась в новенькую, отсвечивающую матовым блеском заготовку.

Суворова Николай нашел в конце пролета. Вдвоем с Петром Брызгаловым они разбирали фрезерный станок. Тяжелый чугунный шкив стоял прислоненный к станине. Петр в тазу, наполненном керосином, промывал снятые со станка детали. Вымытые и тщательно протертые, они поблескивали на расстеленной на полу клеенке.

— Извините, товарищ Суворов, — обратился Николай к Тимофею Ивановичу, — хочу я вас об одном деле попросить. Нельзя ли из стерженщиков в механический перейти, к вам в ученики?

Суворов поднялся, вытер руки и испытующе поглядел на Николая. Взгляд у парня смелый, открытый, смотрит прямо в глаза. Видно, малый самостоятельный.

— Это ты про него, что ли, говорил? — спросил он Брызгалова.

— Про него, Тимофей Иванович.

— А чем тебе в литейке плохо? — обратился он к Николаю. — Заработком недоволен?