Юлия Кузнецова - Первая работа. Возвращение

– Мам?

Она подняла голову. Даже в полутьме было видно, какая она бледная и измученная.

Я вошла и встала на колени у кровати. Огурец осторожно положила на тумбочку, рядом с томиком Тургенева. Потрёпанная обложка цвета охры с чёрными строгими буквами: «Отцы и дети» – была мне знакома. В прошлом году я брала этот роман у бабушки, потому что мы проходили его по программе. Внутри обнаружились закладки, которые мама оставляла в детстве. Красивым ровным почерком было выведено на крошечных листках: «Базаров», «Разговор с П.П.». Я хотела их выбросить, но мама не позволила. Сказала, память.

– Маша… – прошептала мама. – Встань с колен. Там пыльно.

Я покачала головой, но спорить не стала. Села на корточки.

– А так сидеть – вредно! – прокомментировала мама, которая, похоже, всё-таки решила добить меня вместе с моими рыцарями, но тут же отодвинулась и приподняла край покрывала. – Устраивайся рядышком!

Я забралась к ней, и она накрыла меня покрывалом. Мне было тепло и уютно, как в пещере. Только в спину упирался мамин большой живот. Вот так теперь и будет: между мной и ею – этот живот навсегда. Даже обнять нормально не получится.

– Зачем тебе Тургенев?

– Да вот думала перечитать классику в декрете.

– И как?

– Пока не получается.

Мы помолчали.

Она как будто набиралась сил для разговора, а я думала, что так – закинуть меня на Эверест, а потом сбросить в Марианскую впадину эмоций – может только мама. Только на неё я могу страшно, до слёз разозлиться, а потом приникнуть к ней и вдыхать её запах, который не мог перебить даже дурацкий лимон. «Наверное, это значит, что она мне небезразлична, – подумала я. – Мне ведь, скажем так, всё равно, что там делают сейчас математичка Ильмира Александровна или Ленка Елфимова».

С другой стороны, я никак не могла успокоиться по поводу Розы Васильевны. Что же это значит? Что она мне тоже небезразлична? Тогда теория неверная! Потому что мне абсолютно всё равно, чем они там с Даной заняты! Пусть хоть «Кольцо любви» наизусть зазубривают. Уж эти-то диалоги запомнятся Дане безо всяких проблем! «Я тебя люблю! А я тебя – нет!»

Вот только позвонить Ирэне духу пока не хватало. Ничего, она всё равно сейчас вся в делах… Переговоры, то-сё. Это нам, безработным, делать нечего. Лежим вот… огурцы трескаем.

– Ты сама-то как? – мама провела по моей руке.

– Не знаю, – вырвалось у меня. – Ну, то есть… всё в порядке.

Мама молчала. Если бы она принялась спорить, доказывать, что я расстроена, мол, нет-нет, я же вижу, я же чувствую, материнское сердце не обманешь… Но она просто сочувственно молчала. И я не сдержалась и всё ей вывалила. И о том, как мне Роза Васильевна сказала: «У вас образования нет». И губы скривила – вот так!

Мама фыркнула.

– У тебя вообще-то и правда его нет.

– А зачем тогда меня позвали?! Поиздеваться?

– Да нет, Марусь… Она Дану защищала.

– От меня?! Мам! Ты вообще зачем её оправдываешь? Ты на чьей стороне?

– На твоей. Поэтому и оправдываю. Чтобы ты не бросала работу, а вернулась и разобралась, в чём там дело.

– Тебе перед Ирэной неудобно, – упрекнула её я. – Вот и уговариваешь. Не хочу я разбираться. Подумаешь, работа! Новую найду!

– А Дану не жалко? – тихо спросила мама. – Вы с няней не поняли друг друга. А ребёнок чем виноват?

– Не дави на меня.

– Не буду, – неожиданно согласилась мама. – Сама решишь. А огурец твой можно доесть? Ты так хрустела аппетитно. Аж захотелось.

– Он холодный, горло простудишь! – не удержалась я.

Мама засмеялась и толкнула меня в спину. Легонько так.

– Ухожу, ухожу!

– Я тебя не гоню.

– А чего толкаешься?

– Это не я…

Я резко обернулась. Не мама? Тогда кто же… неужели?

В тишине и покое комнаты, наполненной до краёв жёлтым паром, меня пронзила мысль: а ведь у мамы не просто живот! Там человек! Он толкается! С ума сойти…

Нет, я, конечно, и раньше клала руку на мамин живот по её требованию и ощущала какие-то толчки, которые, если честно, меня не слишком впечатляли. Но, видать, через ту брешь в моей крепости, которую пробила Роза Васильевна, проникали не только грусть и неуверенность, но и что-то новое, удивительное, что раньше не могло пробиться в ворота.

Я осторожно положила маме руку на живот и снова ощутила пинок.

– Эй, ты там, футболист! Полегче! Маме больно.

Она засмеялась по-настоящему, хотя ей и было нельзя. И добавила:

– У тебя строгая сестра. Ты ещё не родился, а уже воспитывает. Скоро будет тебя испанскому учить!