Дмитрий Ищенко - В поисках мальчишеского бога

Человек замолчал, оглядываясь по сторонам. Он сидел на берегу рядом со своей лодкой и переводил дыхание:

— А места здесь классные! Вот бы ещё никто над душой не стоял. И если б рыбу эту не надо было ловить, а так просто походить, подышать — вообще фантастика!

Я посматривал на хозяина лодки, который серьёзно и сосредоточенно наслаждался природой и сетовал на невозможность найти гармонию, и мне стало весело. Но я вежливо кивал, соглашаясь с его словами.

Потом он встал и сказал в сердцах:

— Да ну её совсем! Говорят, что рыбалка спокойствия прибавляет, а я никогда так не нервничал — то из-за рыбы, то из-за жены. Вот и лодку упустил, пока спиннинг распутывал. Уж лучше грибы собирать!

Тут я не смог сдержаться и засмеялся.

— Да, брат, тебе смешно… — вздохнул мужчина.

Он подошёл к лодке и, перевернув, взвалил её на плечи. А потом неожиданно вновь сбросил на землю:

— Слушай, а ты местный?

Я неопределённо кивнул.

— Я ведь сюда и сына взял. А он только и делает, что сидит дома перед телевизором да на планшете играет. Его жена никуда не пускает. Знаю, что скажет: мол, ты чуть лодку не потерял, как тебе после этого ребёнка доверить можно? Так ты, может, зайдёшь? Вам всяко веселее будет.

— Не знаю, — ответил я. — Может быть…

— Заходи, наш лагерь недалеко, всего пара километров… — Тут он поскользнулся на мокром камне, сплюнул и сказал: — Точно лучше за грибами…

Сына горе-рыбака звали Мишей, но мама называла его Майклом. Он оказался симпатичным тихим парнем в очках, только очень затюканным. Его маму я видел лишь издали: высокая, с длинными волосами, она смотрела на всех сверху вниз. Какая-то топ-модель. Ей по подиуму ходить надо, а тут тундра, вот она, наверное, и возмущалась. И ничего не разрешала — ни гулять, ни бегать. В общем, несладко приходилось Мишке. Я это по глазам понял, когда нас его папа познакомил.

Дружить нам было непросто. Мама его никуда не пускала. Оно и понятно: у них там, в лагере для богатых туристов, конечно, всё было по высшему разряду, а у нас тут баня с дырявыми окнами. Понятно, конечно, что там цивилизация, но как-то скучно. Да и охранники лагеря внутрь пускать меня не хотели.

Я-то считал, что это неправильно: если все люди равны, то и правила должны быть одинаковые для всех, без всяких там отдельных зон. Но никто со мной в дискуссии по этому поводу не вступал.

— К сожалению, так устроен мир, — говорил отец в ответ на мои рассуждения.

— Как-то неправильно он у вас устроен, у взрослых… — возражал я.

Но мы с Мишкой придумали так бороться с этими обстоятельствами.

Граница их лагеря проходила по расщелине скал. Расстояние между камнями — метра полтора. Мишка сидел на одной стороне, я — на другой. Никто ничего не нарушает, а вроде как можно заниматься своими делами. Нашим любимым развлечением было скалолазание. Сначала мы спускались на дно расщелины. Это метра три. А потом поднимались каждый по своей стене.

Главное было перехитрить охранника, которому очень не нравилось моё присутствие здесь. А чего возмущаться, лагерь — это что, чужая земля, не наша? Он её что, купил? И может мне всё запрещать?

— Такие правила, — бубнил он себе под нос.

А я ему:

— Дурацкие у вас правила.

Иногда, когда никто не видел, мы с Мишкой перебрасывали над расщелиной доску и ходили друг к другу в гости, а когда над нами вновь нависала угроза со стороны охраны, каждый вновь убегал на свой камень.

Так и сидели мы там, как два индейца или два саама, молча с закрытыми глазами вглядываясь в мир и в самих себя. А охранник вглядывался в нас.

В общем, и работа у него дурацкая.

— А почему тебя мама Майклом зовёт? Она у тебя что, англичанка? — спросил я Мишку.

— Да нет… — ответил он. — Она просто говорит, что меня надо так воспитывать… Говорит, что русских нигде не любят, потому что у нас сплошная грязь и беспорядок. И надо отсюда уезжать.

— А ты что думаешь?

— Да ничего не думаю, — признался Мишка. — Как я могу что-то думать, если мной как в компьютерной игре управляют. У меня и возможности-то нет самому что-то решать…

— М-да, — сочувственно протянул я, вспоминая разрушенные здания посёлка и свою тоску в первые дни после приезда. — Хотя и в грязи жить не хочется…

Какая-то правда во всём этом была. Вот идёшь по тундре: красивая-красивая, скалы — как памятники мировой мудрости и величия. И тут же под боком — брошенная ржавая машина, оставшаяся от военных. Или свалка пакетов, остатков еды — это уже туристы. Отдохнули, нагадили и уехали. Скорее всего, навсегда. Потому что, если бы собирались вернуться, так бы не поступили. А когда всего этого много, то становится совсем тоскливо. Вот и пойми: права Мишкина мама или нет? Так просто не разобраться.