Анатолий Митяев - Тысяча четыреста восемнадцать дней [Рассказы о битвах и героях Великой Отечественной войны]

Рассказ, как ефрейтор Шикльгрубер стал Гитлером, мы закончили событиями в Испании: там немецкие и итальянские фашисты помогли испанским фашистам разгромить республику. Волна трагических событий в те времена ширилась, она уже захлестывала всю Западную Европу.

Немецкий танк T-IV.

«Тотальная война — кратчайшая война!». Перед нападением на СССР фашисты взбадривали себя такими плакатами на митингах. «Обрушив на Советы сразу все силы, мы одержим молниеносную победу».

Фашизм наглел не по дням, а по часам. Правящие круги США, Англии и Франции с вожделением ждали схватки Германии с Советским Союзом: с коммунизмом наконец-то будет покончено, а Германия выйдет из войны с русскими ослабленной, германских капиталистов снова можно будет держать в крепкой узде.

И эти «мессершмитты», собранные на заводах фашистской Германии, попадут под удары советских летчиков. За уничтожение самолетов противника 895 наших летчиков-истребителей станут Героями Советского Союза, 26 удостоятся этого звания дважды, 2 — трижды.

Правда, в какие-то моменты тогдашних правителей Англии и Франции пробирал озноб: что, если Гитлер выкинет какой-нибудь фокус? Но страх проходил. Зачем ему выкидывать фокусы на Западе, когда есть Восток? К тому же военный союз Германии, Италии и Японии называется «Антикоминтерновский пакт», само название говорит, против кого он направлен. Надо только помогать Гитлеру двигаться в этом направлении.

В деревне, где я рос, был свирепый бык по кличке Барин. Он был серый, мышиной масти, на высоких ногах, с коротким, налитым силой туловищем. Случалось, бык уходил из стада и с ревом бродил по деревне. Мужики стояли за заборами у своих домов кто с палкой, а кто с вилами — на случай, если Барину вздумается вломиться в чей-нибудь двор. Быка боялись; попадись ему — убьет, но и гордились им; бык-то свой, ни в одном другом стаде на всю округу нет такого зверя! Криками, свистом, громом железа гнали быка от дома и были рады, когда уходил он, унося на рогах кусок плетня. Вот и капиталисты боялись фашистское чудовище и одновременно восторгались его жуткими способностями. Подобно тому как мужики направляли быка от своей усадьбы, так правительства Англии и Франции старались направить нацистов в нужную капиталистам сторону.

Немецкий танк Т-III .

В годы перед второй мировой войной возник политический термин — «канализация». В его формальной основе — прокладка канала, а не канализация, по которой текут нечистоты. Хотя и второе значение тоже вбирал в себя этот термин, если иметь в виду, какая дрянь потечет по каналу. Канализацией называли политику Англии и Франции: они соглашались на выполнение таких требований Гитлера, которые все ближе подводили его армии к Советскому Союзу, в районы, имевшие стратегическое значение для нападения на нас. С их согласия гитлеровцы в марте 1938 года захватили Австрию, осенью того же года — Судетскую область Чехословакии, в марте 1939 года — всю Чехословакию и литовский город Клайпеду (Мемель — на немецкий лад) с прилегающим к нему районом у берега Балтийского моря. Все это было сделано пока что не огнем, а колесами. Есть такое выражение у артиллеристов — «маневрировать огнем и колесами»; в первой его части стрельба, во второй — перемещение орудия на местности. Немецкие дивизии просто вошли в те страны — без боевых действий.

Плакат В. Денисовского .

Соглашение, разрешавшее гитлеровцам оккупировать Чехословакию, было заключено в Мюнхене в сентябре 1938 года. Его подписали главы четырех держав: от Германии Адольф Гитлер, от Италии Бенито Муссолини, от Англии Невилл Чемберлен, от Франции Эдуард Даладье. Соединенные Штаты Америки дали согласие на это. Чехословацкого представителя даже не позвали туда. Вот как капиталисты решали судьбы небольших стран.

Наш полпред сообщал из Лондона в Народный комиссариат иностранных дел: «Утром 30 сентября, когда в Лондоне стали известны условия Мюнхенского соглашения, я поехал к Масарику (экс-президент Чехословакии) выразить мое глубокое сочувствие народам Чехословакии и мое глубокое возмущение предательством Англии и Франции в отношении Чехословакии. Масарик — высокий, крепкий, в обычных условиях несколько циничный мужчина — упал мне на грудь, стал целовать меня и расплакался, как ребенок. „Они продали меня в рабство немцам, — сквозь слезы восклицал он, — как когда-то негров продавали в рабство в Америке!“».