Анатолий Митяев - Тысяча четыреста восемнадцать дней [Рассказы о битвах и героях Великой Отечественной войны]

— Атаковать пятерку! — передаю ему.

— Понятно! — отвечает он.

Горит еще один вражеский самолет. Второй Ю-87, подбитый Анниным, шарахается, разгоняя свой же строй. Бомбардировщики разгромлены. На подходе их больше нет. Задача выполнена».

Тебе, читатель, встретилось незнакомое слово «лапотник». На войне, и в этом нет ничего странного, потому что там узнаешь истинную цену жизни и всего, что ее наполняет, люди очень любили шутку, веселое озорство, меткое слово. Появлялась какая-нибудь новинка на вооружении, и вскоре ей давалось точное название — либо уважительное, либо иронически-уничтожающее. Реактивную установку М-13 прозвали «катюшей», реактивную установку М-30 — «старшиной фронта», за тяжелые, огромной силы снаряды. Шестиствольный миномет немцев окрестили «ишаком». Звук при выстреле мины напоминал вопль осла; вылетали одна за другой шесть мин, и получалось, что осел ревет долго. «Юнкерсы-87» назвали «лапотниками» тоже не случайно. Шасси у этих самолетов не убиралось, и над колесами для уменьшения сопротивления воздуха были обтекатели, похожие на лапти.

Но вернемся к нашим «ястребкам». Слово-то какое чистое — «ястребок»! Они защитили танки и пехоту. А сами?

На правом фланге, где сражались Карнаухов и Лазарев, командир увидел два парашюта и поднимавшийся прямо вверх «як». Вокруг него летала тройка «мессершмиттов». А высоко над командирским самолетом все еще вилась карусель, начатая в первые минуты боя. И там только один «як» остался.

Командир вместе с ведомым бросились ему на выручку. Но тут их самих атаковали два «мессершмитта» и еще два чуть погодя. Защищая друг друга, попытались уйти от врага. В это время самолет Аннина прошила очередь.

— Больше не могу. Ранен. Самолет подбит… — проговорил Аннин по радио.

— Дима, скорее иди домой, дружище! — услышал он в ответ. — Не можешь тянуть — садись.

Сколько заботы в этих словах командира и сколько горечи! Так может говорить со своим вдруг заболевшим сыном мать: «Дима, скорее иди домой». Аэродром далеко, а настоящий дом летчика еще дальше. Дойдет ли он когда-нибудь до дома? Он уже ранен. И рядом четыре «мессершмитта». Но рядом и командир. Самое большое, что может сейчас сделать командир для своего друга, — связать боем всех четырех врагов, не дать добить им и летчика и самолет.

Немцы увидели серебристый след капель бензина за «яком» Аннина и вчетвером напали на командирскую машину.

Ты, читатель, помнишь, как говорил об асах конструктор Яковлев? Теперь его характеристику наложи на описание боя аса Арсения Васильевича Ворожейкина с вражеским асом. Да, среди четырех фашистских летчиков оказался ас, и его самолет был разрисован по прихоти хозяина. Вот как описывает этот бой Ворожейкин:

«Делаю глубокий вираж, зорко всматриваюсь в обложившие меня „мессершмитты“. Те словно не замечают меня. Что это значит?

Снова настороженно делаю полный вираж, только в другую сторону. Один немец уходит вниз, под меня, другой, с какими-то разноцветными росписями на фюзеляже и с черным носом, — вверх, двое крутятся по сторонам.

Не оставалось сомнения — четверка опытных пиратов будет действовать согласованно и осторожно.

Подумав, решаю снизиться, чтобы ограничить врагу свободу маневра по высотам. Правда, это потребует и от меня аккуратности в пилотировании. Но я ведь один, мне это сделать легче, чем четырем „мессершмиттам“.

Судя по всему, черноносый истребитель — главная опасность. С него не спускать глаз.

Едва все эти соображения промелькнули в сознании, а рука уже убрала обороты мотора, машина вошла в глубокую спираль. Враг пока выжидает. И как только у самой земли я резко выхватил самолет из спирали, два „мессершмитта“ с разных направлений атаковали меня. Двумя бросками из стороны в сторону уклоняюсь от прицельного огня. Оба истребителя отходят в сторону и летят на параллельных курсах, демонстрируя подготовку к новому нападению. Зачем? Третий „мессершмитт“, тоже не сумевший атаковать, на большой скорости проносится надо мной и выскакивает вперед, подставляя хвост, как бы говоря: „На, стреляй!“ Явная приманка…

Понимаю, почему пара так демонстративно летит по сторонам: тоже отвлекает, чтобы я не заметил, откуда готовится решительная атака.

Все мое внимание приковано к четвертому самолету. Он сзади и выше меня, в лучах солнца, и по-прежнему выжидает. А что, если пойти на приманку и показать себя черноносому неопытным юнцом, а потом развернуться и заставить драться на вираже?