- Я купил вам мандарины, Степан Петрович! Их прямо с юга привезли. На самолете!.. Только вчера они, может быть, на солнышке грелись, а сегодня мороза попробовали. Здорово, а?
Я воспользовался этим разговором и тихонько, прямо без шапки и без пальто, вышел на балкон. Он был весь покрыт снежным пушистым ковриком. И на перилах тоже лежал снег.
«А может быть, отсюда виден дом Володьки Каталкина? - думал я. - И Степан Петрович все сверху разглядел?» Но тут же спохватился: да ведь Степан Петрович почти ничего не видит! А может, кто-нибудь другой разглядел отсюда и ему все рассказал? Но нет, балкон выходил совсем в другой переулок. И здесь тоже было несколько невысоких старинных домиков с кренделями-вензелями над окнами, но того самого, возле которого бегала на веревке собака, не было.
Я вернулся в комнату. И после того белого снежного коврика долго вытирал ноги о самый обыкновенный, пестрый матерчатый коврик, который лежал на полу.
На столе валялись оранжевые корки, и Витька весело уплетал мандарин.
- Ты, Сева, выходил на балкон? - спросил Степан Петрович.
- Да… Знаете, захотелось подышать свежим воздухом… День сегодня, знаете, чудесный!
- Мороз и солнце? - Степан Петрович глубоко вдохнул морозный воздух, который прямо хлынул с балкона в открытую дверь.
- Ну, я побежал! - дожевывая мандарин, сообщил Витька. - Мне еще надо курицу купить.
Он очень увлекался покупками, хотя ему потом и приходилось отчитываться перед строгой соседкой Степана Петровича, которая упорно называла Витьку не «главпродуктом», а «главфруктом». Соседка упрекала Нытика в том, что он плохо экономит, «выбрасывает деньги на ветер» и «скоро пустит бедного Степана Петровича по миру».
- Я на рынке всегда торгуюсь и никогда не уступаю! - гордо отвечал Витька. - А скупиться мы не можем. Мы должны покупать все самое лучшее: шефствовать так шефствовать!
Вот и сейчас он собирался мчаться за какими-то курами, которые, как он точно узнал, должны привезти в диетический магазин.
- А сколько яиц снесет курица в первый день? - тихонько, со смехом спросил я у Витьки.
Он в ответ обиженно надул губы:
- Не забу-уду этого… Никогда-а…
Он уже направился к двери, но Степан Петрович остановил его:
- Хватит на сегодня покупок. Разденься, Витя. И если у тебя еще есть время, почитай мне, пожалуйста, сегодняшние газеты.
Когда я выходил на балкон без пальто и без шапки, мне совсем не было холодно, а тут вдруг по телу пошли мурашки: «Как же так? Витька будет читать газеты? А я? Это же мой шефский участок!»
- Сева сегодня, к сожалению, занят, - пояснил Степан Петрович. - Ему надо пойти к Володе Маталкину и помочь там. По арифметике, кажется.
- Не к Маталкину, а к Каталкину, - тихо поправил я.
А сам подумал: «Это я сам вчера был Маталкиным, когда от собаки сматывался».
- Кстати… - Степан Петрович снова поднял очки на лоб и хитро прищурился. - Кстати, собака у этих Каталкиных-Маталкиных, по моим точным сведениям, только глотку дерет понапрасну, а сама даже мясо боится укусить, когда ей в миске обед приносят.
- Степан Петрович, а откуда вы знаете про все про это: и о собаке и о Каталкине тоже? - спросил я тихо.
Степан Петрович подмигнул мне и своим глуховатым баском пропел на мотив известной арии из оперы «Пиковая дама»:
- Три буквы, три буквы, три буквы!..
«Какие три буквы?» - сперва не понял я. Но уже в коридоре понял. «ТСБ»! Вот какие это буквы!..
21 декабря.
Кто же такой «ТСБ»? Я думаю об этом целые дни с утра до ночи. И даже ночью иногда думаю.
А однажды мне приснился страшный великан в черной маске и длинных черных перчатках до локтей. Он подкладывал мне в парту самого настоящего живого крокодила. Я хотел убежать, но, как это всегда бывает во сне, не мог двинуться с места. А в ушах у меня почему-то звучал преспокойный голос нашей Анны Рудольфовны:
- А как будет по-немецки «крокодил»? Не знаете, Котлов? Я так и знала, что вы не знаете. Запомните, если вам не трудно, что «крокодил» по-немецки будет: «ТСБ», «ТСБ»…
От всей этой чертовщины я проснулся - и увидел над собой испуганное и, как всегда, очень странное без очков, лицо Димы.
- Ты не заболел? Что с тобой, Котелок?..
Странный все же человек наш Дима: то грозится выкинуть мою раскладушку в коридор, где от дверей холодным ветром дует, а то о здоровье моем беспокоится! И всегда он так: то хороший, добрый, а то злится и ко всему придирается!
Ах, если бы он знал, что происходит с его младшим братом, если бы он только знал!..
Читать дальше