Тамара Михеева - Доплыть до грота

– Ну-ка, – сказал он, – иди сюда.

Кира тут же спрыгнула с забора. Легко по песку побежала, каждый ее шаг выбивал в песке маленький фонтанчик. Ноги у Киры длинные, загорелые, а руки тонкие и какие-то летящие, будто не руки, а крылья. И когда она так бежит по песку к морю, а волосы, белые, как размочаленный канат с ялика, колышутся за спиной… ладно, согласен, она красивая. Режиссер тоже это сразу понял. И кивнул дядьке с огромной такой камерой:

– Друг Сева, ты посмотри, какая нимфа… чудо, как хороша! Откуда ты, Русалочка?

– А тутошние мы, во-о-о-он у водокачки живем, – затараторила Кира. – А вы, дяденьки, из Москвы? К нам все время из Москвы едут, кино снимают и снимают! У нас так красиво, что ли?

– Очень!

Они долго еще болтали. Я бы посидел послушал, но Васька сплюнул в песок и сказал:

– Лахудра…

И добавил:

– Пошли отсюда!

Мы засвистели, но Кира даже не оглянулась. Она улыбалась режиссеру, как тогда художнику, который ее три дня рисовал. А потом она дома хвасталась, будто бы режиссер сказал, что, если бы она была постарше, он бы взял ее на главную роль, но пока не возьмет.

– Он меня в эпизодах снимать будет! А еще сказал, чтобы я после школы в Москву ехала, в театральный…

– Куды?! – завопила бабушка, а батя замахнулся на Киру куском драной сети.

Кира – моя сестра.

В день, когда началась вся эта история, мы собрались на берегу пораньше. И опять без Киры, ее мамка не пустила, заставила рыбу чистить. Уже неделю штормило, а тут с утра – тишь да гладь. Весь пляж в Рыбачке был укрыт бурыми водорослями. В них запутались пластиковые бутылки, одинокие сланцы, всякий мусор. Целое море водорослей! И островами – проплешины песка. У нас везде песчаные пляжи, поэтому летом туристов с малышней просто тьма.

Рыбаки только-только отчалили, а мы спрятались за дырявым баркасом деда Саши, следили. А когда уж они далеко ушли, мы выскочили, вытащили из-за валуна нашу лодку, спустили на воду и жребий кинули, кому сегодня в море идти. В лодке помещалось только четверо, а нас было шесть. Лодку мы стырили. У Синюхи. А чего? У нее лодок много, и все бесхозные, валяются без дела на заднем дворе, половина дырявых. Вот мы одну и скрали. Законопатили, просмолили. Хорошая получилась, только жалко, что маленькая… И опять мне выпало на берегу сидеть! Я даже пнул лодку, но Васька меня осадил:

– Но-но, – говорит, – лодка ни при чем. Несчастливый ты, Дуся.

И правда, я уже третий раз на берегу остаюсь. До шторма сидел два раза, и вот опять. Так обидно! Сейчас все сядут в лодку, отчалят, она будет качаться на волнах, и они будут молчать, молчать до самого грота, потому что море ведь не любит болтовни. А я сиди тут… Еще было бы с кем, а то с Кабанчиком, чтоб его раки съели.

Я вообще какой-то невезучий. По жизни. Родился с одним ухом. Я все слышу, но только на одном ухе у меня это самое ухо, за которое дергают, когда у тебя день рождения, а на другом – будто отрезали. Поэтому мама всегда меня стрижет так, чтобы волосы свисали до шеи и закрывали уши. Девчачья стрижка! Из-за нее Васька дразнит меня Дусей. Он вообще-то неплохой, только всем придумывает прозвища. Кабанчика вот Кабанчиком зовет. Потому что тот толстый.

Ну вот, сидим мы с Кабанчиком, смотрим, как лодка в море уходит… И так погано мне стало, вот правда, что я толкнул его в плечо со всей силы.

– Ты чего! – заорал Кабанчик, а глаза сразу намокли.

Он вообще плакса. Нюня. Кира говорит, что таких бить – уму-разуму учить. Я его опять стукнул. Васька говорит, мужики не ноют.

– Отстань, Дуся! – завопил Кабанчик и откатился от меня подальше.

Песок вспучился под его толстыми ляжками. Противный он. Мне с ним скучно. Я отвернулся и стал смотреть на море. Лодка уже скрылась за скалой. Сейчас наши, наверное, первый грот проплывают.

– Родь… Родька, смотри…

Кабанчик что-то откапывал из-под водорослей. Видимо, задел, когда откатывался, какую-то штуку. Его толстые руки погрузились в песок, зашебуршили там и достали железный ящичек. Небольшой такой, длинненький. И видно, что старый, проржавевший, краска уже стерлась, ракушки наросли с одного боку.

– Ну, коробка… – сказал я лениво.

Лодка уже причалила ко второму гроту, наверное. Сейчас они вылезут на мокрый песок, вытянут лодку из воды. Достанут спички, разложат костерок из веток, которые с собой привезли. Там хорошо в гроте, тепло. Мы все время туда ездили. Ну, по очереди, конечно. По жребию. Сначала сети ставили, а потом просто были там. Ничего особенного не делали. Так, купались, у костра грелись, хлеб жарили. Но «ничего особенного» – это если ты попадаешь в лодку. А вот если третий день сидишь на берегу…