Александр Маринов - Детский дом

В потемках я не мог рассмотреть лица неожиданного товарища. Лишь видел блеск глаз да лохмы нестриженных волос.

— Тебя как звать-то? — спросил я.

— Зовут зовуткой, величают уткой. Понятно?

Я промолчал, не понимая, чем вызвано раздражение моего нового знакомого. А он после недолгой паузы продолжал в прежнем, доверительном тоне:

— Сильверст я, понял? Вот пацанва и зовет: Сила, Силька. Не то и просто Патлатый. А ты чей будешь?

Я назвал имя и фамилию.

— Маринов, то Мореный, значит? Лады. Хочешь, корешами будем? Приятельствовать. Наружность у тебя ничего… симпатичность вызывает. Ну как? Согласен? Держи пять.

Он сунул мне свою руку и я пожал ее.

Долго шептались мы в ту ночь, перебирая памятные события своих пока еще маленьких жизней. Силька Патлатый все сокрушался, что я совсем не помню отца, забываю лицо матери.

— Так она у тебя от пули дуба дала? Чья рука была? Бандюков?

— Нет. Простыла и заболела чахоткой. Болезнь такая есть.

— А-а, — вяло протянул Силька и вдруг зевнул во весь рот, как-то по-собачьи клацнув зубами.

Я увидел, что глаза у него совсем слипаются. Странно: мне тоже захотелось спать. Наверно, дружеская беседа успокоила меня. Силька перебрался на свою кровать, и больше я уже ничего не помнил.

Дни побежали незаметно. Постепенно мы с Костей привыкли к детскому дому, к его раз и навсегда установленному распорядку. Братишка быстро завел себе товарищей и уже носился с ними взапуски по длинным широким коридорам и залу.

Росла и моя дружба с Патлатым. Силька был старше и предприимчивее меня, за плечами у него был кое-какой житейский опыт. Частенько Патлатый совершал тайные отлучки в город. Из своих походов он приносил то сайку, то каленых семечек, то кусок колбасы и всегда делился со мной. Конечно, я половину отдавал Косте.

— Где ж ты деньги берешь? — как-то наивно поинтересовался я.

Силька презрительно цвиркнул слюной сквозь зубы:

— Покус-мокус.

Вдруг вынув из кармана черных суконных штанов две ярко раскрашенные деревянные ложки, он заложил их между пальцами правой руки, лихо отставил ногу в старом стоптанном ботинке и, ударив ложками о колено, стал выбивать чечетку.

От неожиданности я раскрыл рот. Мы гуляли во дворе, вокруг никого не было.

— Где ты, Силька, научился?

— А чего тут учиться!

Задорно вскинув голову, он запел:

— Умеешь так, Мореный?

Так я не умел и отрицательно мотнул головой.

— Спою, мне и подают. А когда не наберу, то стырю чего на рынке. Да вот…

Патлатый огляделся — не появился ль кто поблизости, и вынул из-за пазухи ситцевый женский платок.

— Видал? Загоню, и будет монета. Я, брат, нигде не пропаду. Вот потеплеет, и дуну на Крым. Черное море охота поглядеть. У нас в Мурманске море Баренцевым называется. Холоднющее! А там растелешись — и купайся хоть цельный день. Сыпанем на пару? Воровать тебя научу, спасибо после скажешь. Ну?

Я смутился. Дома у нас всегда считали воров последними людьми. Вот если бы махнуть на Кавказ! Может, там, в таинственных горах, нашелся бы один из родных дядек, удалось бы покататься верхом на коне! А в Крым… Да и кто нам даст денег на билет? Ехать «зайцем» тысячи верст? И как быть с Костей? Бросить его я не мог. Силька Патлатый, правда, хороший парень, всегда последним куском поделится, но стать с ним беспризорником — не-ет, мне даже подумать об этом было страшно.

— У меня… братишка, — забормотал я. — И вообще…

— Трусоват ты, Мореный, — сплюнув, проговорил Патлатый. — Бра-ти-ишка! Что ты ему, сиську будешь давать? Эх, ты… полундра. Я как вырасту, матросом на крейсер подамся. А тебя ежели и возьмут, то только гальюн драить.

Я не обиделся и промолчал. Силька Патлатый казался мне человеком-кремнем. В таких переделках побывал, и все нипочем. А какие словечки загибает! Чего скрывать, я ни в какое сравнение с ним не шел. Случалось, взгрустнется или кто затрещину даст, выудит у меня из тарелки хороший кусок мяса, а всучит одни жилы, у меня сразу слезы на глазах. Лишь когда обижали Костю — тут я лез грудью вперед и не боялся драки. Биток я был плохой, роста невысокого, худенький. Чаще поэтому попадало мне, а не противнику.

Вскоре начались у нас школьные занятия. Я пошел в первый класс. За соседней партой оказался и одиннадцатилетний Силька.