Максим Зверев - Охотники за барсами

Я осторожно сел и осмотрелся. Рядом торчал из земли гранитный утес в рост человека. Что, если привязать к нему ногу, а самому попробовать дернуться? Веревка у меня была в рюкзаке за спиной. Я достал ее и привязал один конец к ступне больной ноги. Но при мысли о том, как это будет больно, я весь обмяк и понял, что у меня не хватит сил дернуть привязанную ногу достаточно сильно. А натягивать постепенно — это ведь все равно, что тянуть из себя жилы собственной рукой. Поспешно, трясущимися пальцами, я развязал веревку. Надо придумать что-то другое. И выход был тут же найден.

Я прочно привязал веревку к камню весом около пятнадцати килограммов. Затем с трудом вполз на выступ скалы с пологой стороны, изнемогая от боли в левой ноге, но держа веревку, которая была привязана к камню. Я дал себе немного отдохнуть перед тем ужасным мучением, которое меня ожидало. Но это был единственный шанс на спасение — один против девяноста девяти...

Усевшись поудобнее, я втащил на скалу за веревку камень и еще раз проверил, хорошо ли он привязан. Затем свободным концом веревки точно измерил расстояние от края скалы до земли. Оно равнялось двум метрам. После этого привязал камень к ступне больной ноги концом веревки длиной в один метр. Теперь все было готово. Не видя света от боли, я стал на правую ногу над краем скалы и поднял руками камень, привязанный к ноге. Мой расчет был прост: брошенный камень дернет больную ногу, не долетев до земли, и вправит ее... или нет... Будь что будет! Я зажмурился и бросил пудовый камень вниз... Раздался хруст в колене, страшная боль пронзила все тело, и сильным рывком за ногу меня сорвало со скалы и швырнуло вниз... Даже теперь, спустя много лет, я не могу без содрогания вспоминать об этих ужасных минутах самолечения!

Упал я на мягкую землю, а не на камни, как ожидал. Сознание работало ясно. Но я лежал и боялся пошевелиться: а вдруг все эти мучения напрасны и вывихнутую ногу не удалось вправить? Прошло порядочно времени. Становилось все холодней. Боль как будто стала меньше или образовалась привычка к ней. Нужно попробовать встать. К моему удивлению и радости, на этот раз удалось встать на ноги без всякого труда и мучений. Опираясь на винчестер и стиснув зубы от боли, я сделал несколько шагов, быстро переставляя здоровую ногу, как это делают хромые лошади. «Лечение» оказалось не напрасным. Можно было брести по тропе, опираясь на винчестер, как на костыль.

У первого же ручья я долго пил, смочил горящую голову, сделал мокрую повязку на колено и опять потащился дальше.

Это был ужасный, мучительный путь. Он тянулся целую вечность. В особенности трудно было на подъеме в кедровнике и на перевале. Пришлось ползти, царапая в кровь лицо и руки о торчащие сухие сучья. Подниматься можно было только на одной правой ноге, и под конец ее колено стало «самовольно» подгибаться от перенапряжения.

Зато спускаться было легче. По ту сторону перевала еще сохранился зимний снег, и я, сидя, скользил по нему не менее полукилометра, дав отдохнуть правой ноге. Но, когда снег кончился, начался опять такой же мучительный подъем на предпоследний перевал.

Только в три часа ночи я добрался до палатки, смазал йодом раны, заполз в спальный мешок и мгновенно уснул.

Проснулся я в час дня. Все тело ныло, особенно болела нога. Насильно съев половину пресной лепешки, я с наслаждением напился холодного чая. Часа через два опять уснул и проспал до следующего утра.

Все тело горело. Весь день пил только холодный чай. Вероятно, была большая температура. Есть не хотелось. Несколько раз массировал руками больное колено; по-прежнему оно выглядело страшно. В море опять шумит шторм, и по палатке хлещет дождь. Что, если охотники выехали из Бичевника и шторм захватил их в океане?

На следующий день опухоль на колене заметно спала. Я попробовал встать, это удалось сделать без труда. Впервые за эти дни захотелось есть.

Еще через день я уже свободно бродил около палатки, правда сильно прихрамывая и опираясь на весло. Шторм не стихал. Охотников не было. Так прошло еще двое суток, и от опухоли не осталось и следа. Теперь можно было ходить без подпорки, слегка только прихрамывая.

Шторм ночью стих. Но море шумело высокими волнами. Все заволокло туманом. И, несмотря на это, охотники приехали. Я обрадовался мрачному Пиотровичу с такой искренностью, что он даже улыбнулся, пробурчав:

— Так варнаков и не дождались. Перевернуло их штормом, чево ли? Язви их...