Владислав Крапивин - Ржавчина от старых якорей

В Симферополе я очень удачно пересел на севастопольский автобус. Подремал. Попробовал посочинять стихи о крымских впечатлениях, но не преуспел в этом деле и без досады тормознул творческий процесс.

Автобус ехал неспешно и подкатил к городу, когда над бухтами уже золотилась россыпь огней и мигали маяки. Пахло нагретым за день песчаником скал, морем и соляркой от стоящих в ближней бухте катеров. На душе было хорошо. Правда, я не нашел Леонида, но день все равно не казался потерянным. Наоборот! Особенно, если помнить мою храбрую (теперь казалось – храбрую) вылазку в штормовую зыбь.

Но что-то неясное беспокоило меня. Смутное, не имеющее названия желание. Какая-то неутоленность. Я напряг мысли и чувства. Прислушался к себе. И вдруг понял, в чем дело.

Мне очень хотелось маслин.

Ливень трубно ревел за хлипкой стеклянной дверью. Дверь дрожала и позванивала. Голые лампочки под низким потолком часто мигали. Их желтые нити отражались в лужицах черного кофе на мраморных столиках. Хозяин – усатый, щекастый, с носом похожим на коричневый огурец – не спешил вытирать лужицы. Зачем суетиться? Все равно при такой погоде сюда никто не придет. Можно дремать за стойкой, перебирая старинные янтарные четки…

Большинство столиков были пусты. Лишь мы с тетей Шурой устроились в полутемном уголке, да в другом конце кофейни сидели трое пожилых горбоносых завсегдатаев. Мне казалось, что иногда они поглядывают в нашу сторону с молчаливым неодобрением. Я уже знал, что такие вот окраинные, без туристического сервиса кофейни считаются заведениями для мужчин. Появление женщины было нарушением традиции. Но во-первых, тетя Шура была давней здешней жительницей, а по возрасту могла поспорить со старыми батумскими обычаями. И хозяин ее хорошо знал. Во-вторых же, нынче тетя Шура пришла не одна, а с мужчиной. Со мной то есть. А кроме того, трое посетителей, как истинные кавказцы, были крайне вежливыми людьми и никогда не позволили бы себе реплик вслух…

Мы протягивали из похожих на яичную скорлупу чашечек густой турецкий кофе, но чаще прикладывались к рюмкам с крепким батумским ликером. Отдельно его здесь не продавали, но можно было взять кофе с тройной порцией ликера. Мы с тетей Шурой заказали по две чашечки, и шести ликерных порций на каждого нам пока хватило.

Запах кофе, ровный гул водопадов за дверью и окнами, неяркий свет и теплый покой полупустой кофейни… Хорошо… Мы не спешили. Конечно, в наших глухих дождевиках мы добрались бы до близкого тети-Шуриного без больших неприятностей, но уходить не хотелось.

Казалось бы, чего общего? Утомленная жизнью прачка шестидесяти лет и непоседливый начинающий литератор, которому двадцать четыре года? Однако же было нам друг с другом славно, уютно. И разговор наш был интересным для обоих.

– Да ты, Славушка, чего про меня все спрашиваешь. Про себя расскажи побольше. Мы, старухи, ох какие любопытные. Невеста-то есть?

Я сказал, что есть. А пока не дошло до свадьбы, живу у старшей сестры, на краю далекого отсюда Свердловска, у самого леса.

– Выпрыгнешь из окна сделаешь десять шагов вверх по склону, и можно грибы собирать…

Еще я сказал, что у сестры есть дочка-пятиклассница, моя племянница. На чердаке двухэтажного дома она с приятелями устроила штаб дворовой компании, где ребята стали сочинять фантастические истории, придумывать всякие игры. А меня уговорили стать своим командиром.

– И теперь никак не получается от них отвязаться…

– А ты и не отвязывайся. У тебя, видать, душа к ребятишкам лежит. Вот и книжка твоя вся про них, я вчера весь вечер читала…

Свою первую книжку, что вышла полгода назад, я подарил тете Шуре накануне.

– Может и так, – смущенно согласился я. – наверно, в родителей пошел. Отец учителем был, мама детским садом заведовала. Правда, в войну пошла работать в госпиталь. Вроде как вы, тетя Шура…

Она слушала с добрым неназойливым интересом, переспрашивала иногда, и я рассказывал о себе и о родных с охотой. Потому что успел соскучиться по дому. Я уже долго был в дороге.

В мае того далекого, шестьдесят третьего года меня послали в Москву на совещание молодых писателей. Оттуда я не поехал домой, а решил побывать в разных города. Тем более, что в редакции «Уральского следопыта» дали отпуск, а в местном издательстве – небольшой аванс за вторую книгу (обещали выпустить ее осенью).

Сначала я двинулся в Минск, к отцу. С отцом съездил в чудесный Вильнюс, погостил у старшего брата в городе Молодечно, и, вернувшись в Минск, оттуда улетел в Крым. Добрался до милого сердцу Севастополя. Затем решил познакомиться с Черным морем получше. Сел на большущий лайнер «Россия», который зашел в Севастополь рейсом из Одессы до Батуми.