Арне Свинген - Баллада о сломанном носе

— Она никому не расскажет.

Мама похлопывает меня по спине, читая то, что я написал.

«Тебе нравится свинарник на лестнице? Я живу на третьем этаже и очень хочу, чтобы ты помог провести уборку нашего подъезда в воскресенье, в 17.00. Это мой день рождения. Мне исполнится тринадцать. Барт».

— Вдруг хоть немного поможет, — говорю я.

— Здорово, очень здорово. Но, Барт…

Я гляжу на маму.

— Что?

— Если бы мы жили в другом месте, люди наверняка пришли бы. Но… боюсь, здешние жильцы…

— Попробовать всегда можно, — перебиваю я. — Ты пойдешь со мной?

Мама продолжает гладить меня по спине.

— Ты же знаешь, что сказал врач…

— Да, знаю.

Вечером мама уходит, пообещав рано вернуться.

Я вешаю в подъезде два объявления. Сделав уроки, немного пою. Кто-то стучит в стену, и это даже приятно. Меня услышали.

Когда я ложусь, мама еще не вернулась. Я лежу и думаю об Аде. Точнее, думаю, о чем сейчас думает Ада. Неудивительно, что мне не спится.

Все-таки в какой-то момент я засыпаю, потому что, открыв глаза и обнаружив у себя в ногах маму, выплываю в реальность из сновидения про Аду, двух тигров и падающие звезды.

— А, привет, — бормочу я.

— Я решилась, — говорит мама.

— Отлично, — отвечаю я и натягиваю одеяло на голову.

— Мы переедем, малыш.

— Отлично…

— Мой хороший, хороший мальчик. Ты заслуживаешь нормального подъезда и нормальных соседей.

— Давай завтра об этом поговорим…

— Я просто хотела, чтобы ты знал, что я… да, я… решила, мой чудесный мальчик. Тебе спеть колыбельную?

— Не сейчас.

— Ты такой замечательный, Барт. Я только это хотела сказать. Ты должен понять, мой чудесный малыш: ты для меня все.

— Отлично.

— Ты такой…

Мама икает. Она отворачивается, целится всем телом в диван и попадает.

Я больше не думаю об Аде. Вполглаза я слежу за мамой, которая уже завела мотор в носу. Иногда я думаю, как могла бы выглядеть, имейся она, моя собственная комната… На стену я повесил бы фотки Мохаммеда Али и Брина Терфеля. У окна стоял бы небольшой письменный стол, а над кроватью висело бы бра. Ключ в дверном замке тоже не помешал бы…

Утром я просыпаюсь от звонка будильника. Мама спит в одежде, открыв рот.

У нас есть хлеб и молоко и есть даже с чем сделать бутерброд. Ланч-бокс так набит, что я с трудом его закрываю.

На лестничной площадке я обнаруживаю на полу одно из своих объявлений. Смятое. Я возвращаюсь в дом за скотчем. Затем разглаживаю бумагу на коленке и заново приклеиваю к стене. Добавляю надпись: «Пожалуйста, не срывайте».

В школе у ворот меня встречает Ада.

— Идем!

Ада не просит, а командует. Я иду за ней по коридору в цокольный этаж. Здесь находятся спортивные раздевалки, кабинеты труда и музыки. Она открывает дверь в туалет в конце коридора и затаскивает туда меня. Умывальник упирается мне в спину. Ада запирает дверь. Мы стоим так близко друг к другу, что я вдыхаю исходящий от Ады запах, втягивая его обеими ноздрями, — сегодня она пахнет медовой дыней. Вчера было что-то другое. Так мы и стоим. Я задерживаю дыхание, пытаясь преодолеть приступ клаустрофобии.

— Что, собственно, происходит?

— Спой для меня, — говорит Ада.

— Я не могу петь здесь.

— Но я хочу слышать, как у тебя получится.

— Зачем?

— Попробуй спеть.

Надо бы свалить прямо сейчас. Уйти, сказав, что не могу тут стоять как дурак. Но Ада ждет. И не для того, чтобы надо мной посмеяться. По крайней мере мне так кажется.

Я закрываю глаза, пытаясь представить, что я дома. Вижу перед собой занавеску от душа, шкафчик с лекарствами и зеркало, повешенное слишком высоко для меня. Во рту у меня выжженная пустыня, горло словно сдавили. Я напрягаю мышцы живота, набираю в грудь воздуха и пою так, что в ушах звенит. Выходит чудовищно — как это будет и на концерте.

Заметив, что я собираюсь замолчать, Ада берет меня за руку. Просто сплетает свои пальцы с моими. Рука у нее теплая. Я, не открывая глаз, продолжаю — и вдруг происходит что-то невероятное.

Звуки подчиняются мне и становятся прозрачными, как ледниковая вода. И чем больше я пою, тем лучше у меня получается.

Я пою для Ады — запершись в грязном школьном туалете. И это здорово звучит. Не волшебно, конечно, но определенно хорошо. Для школьного праздника сойдет.

Я обрываю пенье и открываю глаза.

— Ты правда очень здорово поешь.

— Я не хотел…

— Правда?

— То есть… хотел.

Мы смотрим на наши сплетенные пальцы. Я отпускаю Адину руку, будто меня ударило током.