Татьяна Пономарева - Трудное время для попугаев [сборник litres]

«Ну стоп, стоп! – притормозила себя Устя. – Хорош, кончай скачки!» Она наконец постепенно остановилась, вытряхнула песок из босоножки и пошла вдоль речной поймы, обходя губастых невозмутимых коров, – округлые, черно-белые бока даже на расстоянии излучали спокойное, пронизанное животным запахом тепло.

От бега кружилась голова, во рту пересохло. Устя полезла в сумку за мятной карамелькой. Пальцы наткнулись на что-то мокрое. «Что это?» Она посмотрела. По дну растеклось желтое жирное пятно, к стенкам прилипла лапша… Выходит, она, рванув из-за стола, даже не заметила, как то ли опрокинула тарелку, то ли по пути зачерпнула из нее краем сумки! Присев на корточки, Устя высыпала содержимое сумки. Расческа, кошелек, ручка, значок… письмо… Потрепанный конверт промок, но не насквозь, так что само письмо не пострадало. Хотя Устя и так помнила его наизусть – читаное-перечитаное, долгожданное второе Нателлино письмо, где подробно, как и было обещано в первом, рассказывалось обо всем.

Устя получила его несколько дней назад, можно сказать ночью. Они с Лешей возвращались от Ворпеста. Когда от него вышли, начиналась программа «Время». А они еще пешком шли через Арбат, через Центр… На ходу угощаясь мороженым, медленно спустились от Политехнического музея к Китай-городу и, только свернув к кинотеатру «Пушкинский» и посмотрев афишу, поплелись на остановку, чтоб ехать домой.

В подъезде Устя хотела, как всегда, проверить почтовый ящик. Но, уже заметив, что там что-то лежит, вдруг передумала, не стала доставать… Рядом был Леша. Устя в мгновение догадалась: там, в ящике, письмо от Нателлы. Казалось бы, ничего особенного: вытащить, кинуть в сумку… Не обязана же она при нем читать! И все равно не стала.

Быстренько проскочив мимо, она направилась к лифту, хотя знала, что они еще не расстаются. Леша вошел вслед и нажал кнопку. На чужом этаже было темно. Бабка за дверью громко рассказывала по телефону, какую она сегодня хорошую купила селедку. Они поднялись на площадку между этажами…

Как странен, неповторим момент перед движением рук, отсекающих тебя от всего иного, забирающих к себе! Рук, нежно, и тепло, и робко тебя узнающих. Как странен момент, когда еще не коснулись тебя ни пальцы, ни губы, но вот-вот коснутся – уже ударила волна, уже объединила, как две половинки ореха объединяет грубая шершавая скорлупа. И вот уже кто-то невидимый, кому поручено, словно оброк за предстоящее, отнимает, стягивая защитную оболочку, часть твоих сил до радостного, провального опустошения, до бесчувствия подошв, до полной невозможности хоть минуту еще продержаться одной…

– Не отпущу тебя! – Леша целовал ее запястья, когда на стук чьей-то двери Устя пыталась обычно вырваться, упираясь локтями ему в грудь.

Конечно же он отпускал ее, но в самый последний момент, когда очередной любопытный, пренебрегая лифтом, чуть ли уже не над ухом шаркал тапками, спускаясь за вечерней газетой.

Но сейчас никто не открывал двери. Было тихо, только бабка все перечисляла и перечисляла по телефону, где, да что, да почем она успела раздобыть, да на сколько ее надули. Недовольный сварливый голос царапал пространство, и, может быть, он был тому виной, а может, страх, что уже поздно и попадет дома, но Устя вдруг потеряла ту провальную радость, которая, едва начавшись, стала торопливо убывать… И всё! И никаких бесчувственных подошв!

– Я пойду, – сказала Устя. – Поздно уже.

– Ладно, Утенок, завтра позвоню!

Она поднялась на этаж, прислушалась. И только когда стихли его шаги, быстро спустилась и взяла письмо.

Нателла писала о том, как весело и прекрасно они живут, правда, и работают о-го-го! Но в общем, все хорошо, а условия такие, что уезжать, наверное, будут со слезами. Школка эта, где они обосновались, – с бассейном, теннисным кортом, каминным залом… Есть даже дорожки для катания на роликах. Так что хоть они и устают, вкалывая на брюкве да на сене, но на сон тратить время жалко. Конечно, ездили на пляж, на разные там экскурсии… Все очень плотно – ни одной минуты впустую. Потом шли две страницы убористого текста про то, как она поссорилась-помирилась с Савиным из-за какого-то Ломеева, но про него потом, этого в письме не напишешь… «Да, – писала Нателла, – чуть не забыла. Бес уже два раза спрашивал о тебе: чего, мол, ты не поехала и все такое – один раз на пляже, а другой – когда пришло от тебя письмо. Тут к нему подваливала одна – может, помнишь? – Ирка Сухова из ашников. Ничего так, клевый прикид и все такое… Но Бес мимо нее – как мимо стенки! Он и здесь в общем-то сам по себе. Чего приперся – непонятно, ехал бы на свои Золотые Пески. Очень жаль, что тебя здесь нет, правда, скучать некогда…»