Луиджи Капуана - За счастьем [Повесть]

— А где же Таниэлло с «Прыгуном»! — вдруг спохватился Тотоно.

Оба мальчика высунулись из окна и увидели Таниэлло. Он бежал с «Прыгуном» в противоположную сторону от вагона.

— Таниэлло! Таниэлло! — закричали они ему.

Таниэлло обернулся, махнул им рукой и побежал дальше. Прошло четверть часа.

— По местам. В вагон! В вагон! — закричали кондуктора. — Поезд отходит!

Когда Дженарино и Тотоно сообразили о чем кричат, они побледнели от ужаса. Таниэлло остался на станции.

А поезд уже трогался.

— Тото! Дженари! — вдруг раздался за дверью вагона испуганный голосок.

Они поспешили открыть дверцу и Таниэлло уже на ходу вскарабкался в вагон. Руки у него были полны разных свертков и мешочков. У «Прыгуна» торчала в зубах куриная лапа.

— Откуда это у тебя? — закричали мальчики.

— Из буфета, — спокойно ответил Таниэлло. — Мы пробрались туда с «Прыгуном». Там была публика. Не долго думая я ударил в тамбурин и мы наскоро исполнили несколько номеров. Лакеи собирались меня выгнать, но я улизнул. Вовремя подскочил с протянутой шляпой к одному из столиков. Там за меня заступились и дали денег. А потом я обошел и другие столики… Мне надавали всякой всячины. Видите, сколько собрал.

И Тотоно стал вынимать из бумажных мешков пирожки, куски ветчины, сыра, мяса, яблоки и апельсины.

И Тотоно стал вынимать из бумажных мешков пирожки, куски ветчины, сыра, мяса, яблони и апельсины.

Было начало ноября. Первый снег покрыл горы белыми пятнами. Вечерние тени, таинственные и страшные, проносились за вагонными окнами. В купэ все больше темнело. Зажгли лампу, но она светила тускло. Мальчики совсем приуныли. Они озябли. Сидели, плотно прижавшись один к другому и молчали. Резкий холод пронизывал их до костей. Никогда еще не приходилось им так страшно мерзнуть. За окнами валил снег и слышно было, как выл ветер. Савойским крестьянкам было тепло. Они преспокойно болтали о своих делах и не обращали ровно никакого внимания на чужих мальчиков.

На одной из станций Тотоно сделал над собой усилие, вышел из вагона и купил в буфете несколько пирожков, кусок сыра и бутылку рома. Пришлось заплатить три лиры, но делать было нечего, мальчики умирали от голода и холода.

Ром их несколько согрел, но не надолго. К ночи стало еще холоднее и они совсем закоченели. Скоро у них застучали зубы.

Крестьянки перестали болтать. Они смотрели на мальчиков и что-то между собой говорили про них, но что именно — этого неаполитанцы не могли понять.

— Что это… с Таниэлло? — щелкая зубами через силу спросил у Тотоно Дженарино.

— Я… его толкаю, а он… не шевелится… Что с ним?

Тотоно едва разобрал, что ему говорил Дженарино.

— Тонио! Тонио! — окликнул он малыша.

Но тот не отвечал.

— Да что это с ним? — повторял Дженарино, ломая руки. Тотоно пробовал потрясти Таниэлло, но тот не подавал никаких признаков жизни.

И вдруг одна и та же ужасная мысль пришла сразу обоим мальчикам, и они громко и пронзительно вскрикнули.

Крестьянки бросились к ним, схватили маленького Таниэлло, стали его растирать, потом закутали его в теплое одеяло и влили ему в рот несколько капель вина.

Тотоно и Дженарино со страхом и надеждой смотрели на своих попутчиц, а «Прыгун» с жалобным визгом лизал свесившую холодную ручку.

Таниэлло, наконец, открыл глаза. Женщины, а затем Дженарино с Тотоно радостно вскрикнули.

Через несколько минут, закутанный в одеяло и платки, Таниэлло сидел между двумя женщинами, и они попеременно его целовали. Тотоно и Дженарино болтали без умолку. Нисколько не смущаясь тем, что их не понимают, они рассказывали всю свою историю со всеми подробностями. Швейцарки их о чем-то расспрашивали, они им что-то отвечали и болтали, болтали без конца, радуясь, что, наконец-то, могут опять работать языками.

Вдруг поезд остановился. Швейцарки быстро вскочили со своих мест, наскоро расцеловали мальчиков и, захватив свои вещи, со всех ног бросились из вагона.

Уже просвистел локомотив, когда в открытое окно шлепнулось что-то мягкое и тяжелое. Мальчики нагнулись и подняли с пола огромное толстое деревенское одеяло. Тотоно и Дженарино сейчас же сообразили, что это бросили им крестьянки. Они живо закутали в одеяло Таниэлло.

— Женева! Женева! Через несколько станций Женева! — кричал кондуктор.