Евгения Максимовна долго трясла Дымшицу руку и благодарила, мы — тоже, после она пригласила его в школу на какой-то вечер, и тогда все заорали, чтобы он обязательно приходил.
— Цех произвёл на меня огромное впечатление, — сказал Цыплаков Дымшицу. — Но я остался при своём мнении.
Во фрукт, а?!
Правда, никто не обратил на него внимания, а Дымшиц потрепал его по плечу и сказал:
— Молодец, шкет. Надо быть принципиальным.
После он ушёл на завод по своим делам, а мы поехали домой.
В трамвае я стоял один, отдельно от всех, многие завелись и начали галдеть и спорить, но мне спорить не хотелось. Сам я вроде бы не очень интересовался техникой, но я давно не видел в жизни ничего подобного этому цеху. Точно, одно дело читать, слышать, рассуждать, и совсем другое — всё это увидеть.
Вот это работёнка, думал я, да если бы я знал, что в какой-нибудь турбине на какой-то там электростанции есть деталь, которую я сделал сам на станке, я, наверное, был бы другим человеком. Да нет, не наверное, а точно был бы другим.
На переменке меня отозвала в сторону Евгения Максимовна и сказала:
— Знаешь что, Митя? Я сейчас как раз ответственная за сбор материала в школьную стенгазету, в редколлегии узнали, что мы были на экскурсии на заводе, и очень просили, чтобы кто-нибудь написал об экскурсии. Напиши ты. Конечно, ты не обязан, но ты всё же лучше всех знаешь Дымшица, а надо обязательно написать и о нём. Напиши, если ты не против. Только просто напиши, поживее, как было, так и напиши, и поначалу не думай о знаках препинания, а то станешь строить предложения слишком грамотно, и выйдет сухо. Хорошо?
— Хорошо, я напишу, — сказал я, хотя мне не очень-то хотелось писать, только ей не хотелось отказывать.
После школы я помучился — написал эту заметку и отвёз её Евгении Максимовне.
Когда я вернулся, дома никого не было, и я не знал, садиться мне за уроки до обеда или не садиться — до обеда как раз час всего оставался. Я поболтался по квартире как неприкаянный, и тут прозвенел звонок, и я пошел открывать.
Я открыл дверь и увидел незнакомого дядьку в ватнике и шляпе. Я сказал:
— Здравствуйте, вам кого?
Он говорит:
— Скажи, дети у вас в квартире есть?
— Какие дети? — говорю.
— Какие-какие?! Такие, как ты.
— Есть, — говорю.
— А где?
— Я сам, — говорю, — раз такие, как я.
— Ты не остри, — говорит. — Кроме тебя есть?
— Есть. А что, нельзя острить?
— Да отстань ты! Кто есть кроме тебя?
— Сестра.
— А где она?
— Нет её дома!
— А где? Скоро придёт?
— Не знаю. Она в Москву уехала.
— Слушай! — говорит. — Ты мне брось! Я по делу, и мне не до шуток. И не до острот. Если все будут острить, то дела никогда не сделаешь. Сначала надо дело сделать, а потом уже шутить. «В Москву уехала!» Раз она в Москву уехала, раз её нет, зачем она мне. А если ты шутишь, и она дома, зови её сюда, у меня дело. Дело — это главное, а потом уже шутки.
Вот тип! А может, он вор, а? Но вообще-то он мне здорово надоел.
— Нет её, — сказал я. — Может, она и не в Москве, но дома её нет, это главное.
— А что она в Москве делает, если она ребёнок?
— А кто вам сказал, что она ребёнок?
— Сам же сказал, что такая, как ты.
— А кто вам сказал, что я ребёнок?
— Слушай, — говорит. — Хватит! Не до шуток. Раз её нет, так нет. А ты точно ребёнок, ты-то мне и нужен.
Доехали!
— Так какое же дело? — спрашиваю.
Он говорит:
— А дело вот какое. Только если её нет дома. А то зови.
— Квартиру вам, что ли, показать? — говорю.
— Нет, нет, — говорит. — Не надо. Ну, слушай. Сам я из родительского комитета при домохозяйстве. Детей у меня, слава богу, нет, но в комитете я состою. И вот мы в комитете ещё в конце лета решили, что заведём у себя в доме музыкальный кружок, струнный оркестр для детей. Составили список, взяли напрокат инструменты, нашли педагога, и вдруг — на тебе, половина детей, которые записались, наотрез отказывается учиться в струнном оркестре. То ли они передумали, то ли упрямые, то ли им родители запретили из-за плохой успеваемости — я не разобрался, но они наотрез отказываются, не хотят.
— Глупые дети, — сказал я.
— Во, — сказал он. — Точно. А ты умный! И сестра твоя умная, если бы она была здесь. И я тоже прошу — иди ты, пожалуйста, в этот оркестр. Сам иди и сестру веди.
— Нет, — сказал я.
— Почему? — говорит.
— А я не хочу, — говорю. — И в списке меня не было. Я и не обязан, — говорю.
— А кто говорит, что ты обязан? Никто и не говорит. А ты иди и учись.
Читать дальше